Читаем Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус полностью

Государственная Дума оказывалась фактором политической жизни империи. Начались выборы. Л. А. Тихомиров повидался с П. Н. Дурново в один из этих дней и десять лет спустя, уже после его смерти, вспоминал: «В это время Дурново был в апогее своей славы: он усмирил революцию, как тогда выражались. Его энергичные действия, его успех восхвалялись всеми сторонниками Самодержавия. Дурново впервые за свою жизнь совершил крупное дело, которого до него никто не мог совершить. Но он, хотя довольный собой, едва ли считал свою миссию законченной. Он, полагаю, считал необходимым совершенно упразднить Государственную думу или, во всяком случае, радикально (в консервативном смысле) переделать ее. Но с своей обычной практичностью, терпел факт, которого нельзя уничтожить»[840].

При случае он был не прочь воспользоваться ею. Так, в условиях резко обострившейся финансовой нужды мысль его обращается к Думе: «Положение создалось такое, что надо во что бы то ни стало как можно скорее собрать Государственную Думу. Смета на 1906 год сводится с дефицитом почти в полмиллиарда рублей. <…> Теперь вся надежда на внешний заем, который не может быть удачно реализован без производства выборов и созыва Думы, но открыть ее надо лишь на другой день после реализации займа. Это ничего, что придется производить выборы, когда страна “бурлит”. Для правительства совершенно безразлично какой будет их результат; оно не должно даже вмешиваться в выборы. Чем хуже будет состав Думы, тем, в сущности, лучше; тем легче и скорее можно будет ее “разогнать” и назначить для новых выборов продолжительный перерыв, во время которого успокоить страну и не торопясь подготовить новые выборы, наметив правительственных кандидатов»[841].

Этими настроением и намерениями министра объясняется, очевидно, то, что в преддверии Думы в министерстве внутренних дел, по свидетельству С. Д. Урусова, «все было тихо, все шло по-прежнему. Не было и намека не только на неизбежность, но и на возможность каких-либо изменений». С. Д. Урусов в конце ноября «решил для очистки совести представить по этому поводу свои соображения» П. Н. Дурново в личной беседе. «Он, – рассказывает С. Д. Урусов, – выслушал мои соображения внимательно, не опровергал моих доводов, но все же отнесся к моему докладу несколько поверхностно. Казалось, что он считал все мною высказанное теоретически правильным, но не имеющим существенного значения. Тон его, когда он высказал свое согласие на образование проектируемой комиссии и поручил мне исполнять в ней председательские обязанности, указывал как будто на то, что он считает уместным произвести предлагаемую демонстрацию, но мало интересуется существом дела и не придает ему практического значения». Несмотря на любезное внимание лично к нему и комплимент по поводу его работы в Сенате, С. Д. Урусов «вышел из кабинета министра с чувством неполного удовлетворения». «Настроение мое, отражавшее в то время светлые надежды, возлагаемые на будущую Государственную думу, – замечает он, – слегка понизилось как бы под влиянием окатившего меня прохладного душа».

Комиссия для подготовки законопроектов о реформе местного управления была образована. «Приняв за отправной пункт Манифест 17 октября, – продолжает С. Д. Урусов, – и признав необходимым поверять каждый проектируемый институт в отношении соответствия его построения основным началам этого акта, комиссия почти автоматически подвигалась по пути расширения круга деятельности местного самоуправления, ограничения произвола административной власти, создания гарантий, обеспечивающих правовой порядок, уничтожения сословных преимуществ и т. п.» Предполагалось к 15 марта завершить работу, «как вдруг последовало распоряжение П. Н. Дурново представить ему краткий отчет о занятиях комиссии с указанием общего плана предположенной ею реформы». Ознакомившись с отчетом, П. Н. Дурново распорядился «работы комиссии прекратить»[842].

Выборы в Думу шли, и правительство, по свидетельству С. Е. Крыжановского, «следуя началу, провозглашенному Булыгиным, в них не вмешивалось»[843]. Более того, правительство опубликовало 8 марта 1906 года специальный закон[844], которым «сознательно устраняло себя и своих представителей от всякого влияния на производство выборов»[845].

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное