Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

М. А. Алданов в эмиграции, познакомившись с Запиской П. Н. Дурново и заинтересовавшись его личностью, обнаружил, что «в русской новейшей историографии это совершенно неосвещенная фигура». Расспрашивая и «бывших сановников», и «некоторых революционеров-эмигрантов», пришел к такому заключению: «В денежном отношении он был человек честный, и ни в какой форме продажности его никто никогда не обвинял. Но состояния у него не было, а была семья, и он постоянно нуждался в деньгах. Играл на бирже без особого успеха»[971].

В деньгах П. Н. Дурново действительно нуждался. Так, в 1883 г. семейные обстоятельства (рождение сына, болезнь жены) побудили его просить отпуск и взять «заимообразно» 2 тыс. рублей из секретных сумм департамента полиции «с тем, чтобы долг этот погашался ежемесячными взносами»[972].

П. Н. Дурново: имущественное положение

Относительно имущественного положения П. Н. Дурново в нашей литературе бытует весьма преувеличенное представление. Так, еще С. П. Трапезников приписал ему родовое имение (3250 дес.) И. Н. Дурново (1834–1903) в Черниговской губернии[973]. Широко распространено заблуждение, будто дача на Полюстровской набережной Петербурга, захваченная в Февральскую революцию анархистами, принадлежала П. Н. Дурново[974], в то время как ее владельцем был П. П. Дурново (1835–1923), крупнейший земле– и домовладелец (123 600 дес. в 8-ми губерниях и 5 домов в Петербурге), бывший в июле – ноябре 1905 г. московским генерал-губернатором.

П. Н. Дурново никогда богатым не был. В 1892 г. за его женой значилось имение при селе Трескино (по имени основателя, помещика И. Т. Трескина) в Сердобском уезде Саратовской губернии (ныне Колышлейский район Пензенской области) – 700 дес., заложенные за 12 тысяч рублей в Дворянском банке; позднее земли прикупили, и в 1905 г. за женой же значилось 1400 дес. Здесь он построил в конце XIX в. двухэтажный особняк с лепными потолками и дубовым паркетом и одноэтажное здание из красного кирпича, где был его кабинет и библиотека[975]. Был каретник, фруктовый сад (сдавался в аренду). В имении подолгу жила Е. Г. Дурново. Осенью 1905 г. имение было сожжено.

Квартиру в Петербурге П. Н. Дурново снимал (будучи членом Гос. совета – по адресу: Моховая, 27–29, кв. 27; жена и дочь его жили здесь до 1925 г. В этом же доме до революции снимали квартиры В. Н. Коковцов, В. И. Тимирязев, В. И. Ковалевский), а казенную занимал короткое время, будучи министром.

Имение, по-видимому, было малодоходным. Так, летом 1907 г. на вопрос «А в деревню к себе не поедете?» П. Н. Дурново отвечал: «Прежде ездил каждое лето, но это слишком дорого обходится. Я в хозяйстве толку не знаю, поэтому им не занимаюсь; жена также ничего не понимает, но зато вводит всякие “рациональные” нововведения, которые стоят больших денег и дохода не дают. Я нашел, что дешевле ехать заграницу, чем к себе в имение улучшать хозяйство»[976].

Каких-либо должностей в акционерных, промышленных, торговых и кредитных обществах и товариществах он не занимал[977].

Источником существования П. Н. Дурново были жалование по службе, а также ценные бумаги: в 1912 г. он значился среди акционеров Петербургского учетного и ссудного банка, имея 325 акций (номинальная стоимость акции – 250 рублей; дивиденд за 1912 г. – 30 рублей на акцию; цена акции на Петербургской фондовой бирже составляла на 31 декабря 1912 г. 449 рублей)[978].

Болезнь и смерть

В конце декабря 1914 г. П. Н. Дурново заболел. Вот как отражает это С. Д. Шереметев в своем дневнике и письмах: «почувствовал ослабление, приняв сильную дозу лекарства, а главное ради волнений с назначением Булыгина, а еще более ради мероприятий Голубева, уже начавшем вводить новшества в духе, противоположном Акимову». 8 января 1915 г. С. Д. Шереметев застал его в постели[979].

Болезнь П. Н. Дурново опечалила правых. 15 и 17 января 1915 г. П. Н. Дурново не был в Мариинском дворце. «Дурново не приехал [на заседание группы правых], и это меня расстроило», – записывает С. Д. Шереметев[980]. «Я очень сожалею о болезни Дурново – это столб, потеря которого была бы большим несчастьем для дела правых в Государственном Совете» – вторит А. К. Варженевский[981].

7 февраля «вид его гораздо крепче, – отмечал С. Д. Шереметев. – Видимо поправился. <…> Радуюсь, что здоровье Д[урново] действительно поправилось»[982]. Однако 26 марта С. Д. Шереметев заключил из слов Е. Г. Дурново, «что едва ли можно на него рассчитывать как на деятеля. И она думает только о том, как бы его увезти в Кисловодск, а затем в Саратовское имение»[983].

Действительно, в мае 1915 г. жена возила П. Н. Дурново в Кисловодск, где он останавливался в санатории С. Ганешина.