Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

В обществе о их взаимоотношениях судачили по-разному. «Держалось представление, – утверждал М. М. Ковалевский, – что жестокие репрессии, производимые в отдельных местах губернаторами, предписываются не кем иным, как Дурново. <…> Никто, конечно, не думал, что у Витте не хватает силы для более энергичного выступления, что Дурново ведет при нем свою линию и что никакой солидарности между министрами в действительности нет»[566]. По мнению Н. А. Зверева, П. Н. Дурново действует «круто по соглашению с Витте, по его указке, <…> по взаимному соглашению у них якобы нелады, но промеж себя согласье. Витте все репрессии сваливает на Дурново, сам либеральничает якобы, но эти репрессии идут от Витте». «По словам [Н. А.] Зиновьева, <…> оба они друг друга побаиваются», а по А. А. Кирееву, «между двумя плутами идет борьба»[567].

С годами многое прояснилось, и сотрудники их и коллеги характеризовали их взаимоотношения следующим образом.

«С того самого момента, как для него выяснилось, что манифест 17 октября не внес успокоения в общество и не превратил его самого в кумира страны», С. Ю. Витте, по свидетельству В. И. Гурко, стал обнаруживать «полнейшую растерянность и утратил сколько-нибудь определенную политическую линию. <…> Не препятствуя при таких условиях Дурново подавлять суровыми мерами революционные выступления, он тем не менее стремился лично сохранить перед общественностью либеральный лик и по издавна установившейся в нем привычке продолжать действовать столь излюбленными им средствами – лестью и обманом»[568].

Тем не менее, первые месяца полтора своей министерской деятельности П. Н. Дурново, по наблюдениям начальника Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, был во всем солидарен с С. Ю. Витте, ссылался на его авторитет, «советовался с ним, ничего не делал самостоятельно». Его политическую позицию в этот период характеризует ответ Герасимову, предложившему закрыть типографии, печатавшие революционные издания, и арестовать 700–800 человек: «Ну, конечно. Если пол-Петербурга арестовать, то еще лучше будет. Но запомните: ни Витте, ни я на это нашего согласия не дадим. Мы – конституционное правительство. Манифест о свободах дан и назад взят не будет. И вы должны действовать, считаясь с этими намерениями правительства как с фактом»[569]. Это подтверждает и А. В. Бельгард: «Новые, совершенно исключительные условия службы вплотную столкнули меня с новым министром. Как ставленник графа Витте, он всецело был проникнут новым либеральным настроением, которое, однако же, в силу необходимости и под влиянием событий очень скоро испарилось. Эта перемена произошла в нем в течение нескольких дней у меня на глазах»[570].