Петр Струве. Революционер без масс

Как это ни странно, но ничего в такой мере нельзя пожелать власти, как забыть о том, что были когда-то те события и факты и настроения, которые принято обозначать, как «русскую революцию». Очевидно, только отрешившись от неприятных исторических воспоминаний, отравляющих её сознание, власть сможет возвыситься до правовой и государственной точки зрения…

Культурная и государственная жизнь русского народа развивается, однако, не считаясь с неприятными воспоминаниями власти, и эта жизнь, несмотря ни на что, претворяет в себя идеи и учреждения, родившиеся в великую критическую эпоху «смуты». Другими словами, культурный и политический рост народа происходит и будет происходить независимо от того, дальновидна ли или, наоборот, близорука власть. И если мы в оздоровлении власти видим настоятельную задачу политического прогресса России, то не потому, чтобы иначе мы отчаивались бы в судьбах самой России. Мы просто желали бы, чтобы политическое развитие нашей страны совершалось мудро и твёрдо, без «великих потрясений», всегда болезненных, но неизбежных там, где из «потрясений» не выносится никаких уроков для… «успокоения».

1 января 1914 г.

Почему застоялась наша духовная жизнь? [448]

В прежнее время, до политических перемен первого десятилетия нашего века, ощущали и думали так: как мысли наши опередили действительность, какое несоответствие между идейной работой и движением жизни!

Теперь, по-видимому, думают как раз наоборот: жизнь неуклонно, с стихийной силой движется вперёд, а мысль, идейная работа безнадёжно отстаёт, ничего не производит, топчется на месте[449].

Так признают те самые, которые блюдут священный Вестов огонь традиционной русской идеологии, и нам, стоящим в стороне от этой идеологии, не приходится спорить против их утверждений.

Но у нас, «посторонних», никакими учениями не связанных, являются совсем особые, наши собственные мысли на эту тему о жизни и идеях. Трудность изложения этих мыслей, пожалуй, и заключается больше всего в том, что мысли эти наши собственные, и что мы, говоря о соотношении идей и жизни по поводу жалоб на несоответствие в их развитии, должны изъясняться по-своему, излагать мысли не канонизованные, говорить и развивать вещи, чуждые «народникам» и «марксистам», «меньшевикам» и «большевикам» и даже несколько shoking для «кадетов».

Почему идеи наших передовых направлений так отстают от жизни?

Вопрос этот может получить ответ в стиле обычных порицаний современности: измельчали люди, нет крупных умов и т. д. Не желая говорить никаких комплиментов современным руководящим публицистам, я должен отклонить это указание, как пошлое и даже, да позволено будет сказать прямо, глупое. В некоторой своей части оно неверно именно до глупости. Н. К. Михайловский лично был, конечно, крупнее своих журнальных продолжателей. Но в своей борьбе с марксизмом он обнаружил непонимание теоретического значения марксизма, как учения, неотразимо-правильно ниспровергшего и отметшего народнические предрассудки об экономическом развитии России. Не уловил он совершенно и огромного практического значения марксизма как идейной основы рабочего движения. Теперь продолжатели г. Михайловского преодолели и отбросили его ошибки, объективно они теперь гораздо умнее своего учителя. Дело тут, стало быть, не в даровитости лиц.

Почему заветы в кавычках и без кавычек неизбежно напоминают и будут напоминать казённую апологетику, которая отовсюду тащит материал для «оправдания» своего учения? Потому, что самая задача, которую ставят себе церковники и апологеты разных толков, есть задача, внутренне противоречивая и носящая в себе зародыши увядания и старения.

До сих пор у нас в России любят распространяться о прелести цельного миросозерцания. Но при этом забывают или хотят заставить нас забыть, что всякое миросозерцание цельно в живом лице и всякое кусочно на страницах бумаги. Цельна может быть лишь вера, а не миросозерцание, или миросозерцание, лишь поскольку оно есть вера.

Самое высшее явление духовной культуры, христианство — поскольку оно действительно цельно, не будучи абсолютно индивидуальным — есть не просто миросозерцание, а живая личная вера в живую личность. Церковь (всякая) держится именно такой верой. Всё остальное, догматы и обряды, обрастает эту живую, личную в двояком смысле веру, из неё извлекая жизненные соки.