Петр Великий, голландский. Самозванец на троне

– Да что бы всё по уму, как ты батюшка решил, нам сбитеншиками надо сделаться. Или квасниками. А на это надо… – и хитрец поднял голову, изучая травяной узор в палатах.

– Ну, и чего там увидел? Не Илью ли пророка? Или, может быть, Николай -угодник привиделся? – уточнил боярин.

Холоп долго загибал пальцы, шептал, тёр глаза, в общем испытывал долго боярское терпение. И этим качеством боярин не облаал совершенно.

– Ну что, медведю Яшке вас кинуть? Что бы мысли в порядок пришли?

– Да вот… Выходит шесть рублей восемьдесят три копеечки, ну никак не меньше! – и холоп вытаращился на князя-кесаря.

Васька был плут тот ещё. но вот умел развлечь Ромодановского. Боярин молча провёл ладонью по усам, и подумав, достал заветную шкатулку. Отсчитал ровно четырнадцать ефимков, и придвинул их к холопу.

– Семь рублей. Ежели не вернёшь через месяц, или дело не сделаешь, на правёж поставлю, и станут вас бить обоих, пока всё до полушки не вернёте!

– Да бог свят, всё мы сделаем! – и Василий спрятал серебро, – верно, Фома? – обратился холоп к товарищу.

Тот не слишком охотно кивнул головой, и так и остался смотреть в пол. Грусть напала на Василия. Товарищ был совершенно огорошен происшедшим. Гонят на мороз из тёплого и сытного местечка, боярской усадьбы.

– Давайте, поторопитесь! – резковато, по -господски приказал Ромодановский.

И эти двое холопов, отряжённые к важному делу, выкатились в коридор. Боярин позвонил в колокольчик. Подошёл спальник. и Фёдор Юрьевич указал на слуг:

– Проводи их. что бы не мелькали в тереме…

– Всё исполню, князь- батюшка, – ответил Сенька, и глянул на открытую дверь в коридор, и осторожно поклонился, и как можно ниже.

Видел ведь хитрец, что не в духе батюшка- боярин, может и посечь приказать.

***

– А кому сбитня горячего, налетай, православные! – приговаривал весёлый торговец.

Обычный, конечно, посадский человек, в невидном кафтане из сермяги, тяжёлых юфтевых сапогах и и при войлочной шапке, сбитой на левый бок. Ничего выдающегося, кроме торчащей вперёд бороды у уличного торговца не имелось.

– Дай-ка кружку, а то холодно чего… – пробормотал стрелец, протягивая малую монетку, деньгу.

Выпил не торопясь, посматривая на разносчика питья. Отдал кружку, и торговец мигом ополоснул её водой из деревянной бутыли.

– Ловок ты, молодец, я смотрю, – пробормотал служилый человек, – у нас таких, рядом с церковью Параскевы-Пятницы не бывало…

– Так я раньше разносил в рядах. Прослышал, что стрельцы возвернулись, вот и здесь. А дом наш, с братом недалёко. Мы из Цыклеровых людей, на волю о отпущенные…

– А, – и голос стрельца потеплел. – покойного Ивана Елисеевича? Вона как… И как величать тебя, мил человек?

– Меня-то Василием, а брата – Фомой… Он у меня пирожник. Не хочешь. пирогов-то? С кислой капустой, постные…

– А, давай и пирогов!

Васька присвистнул диким свистом, и быстро появился и пирожник, откинул с товара чистую серую ткань.

– Вот, выбирай стрелец… С капустой да грибами.

Тот выбрал не спеша, расплатился. И оба разносчика уже спокойно шли по слободе. Только сделали с сотню шагов, а уж у церкви Иоанна Предтечи весь товар и разобрали.Неплохо дело шло, братовья с новым и вернулись.

На паперти сидела пара нищих, а с ними и бабка рядом сидела, бубнила себе под нос.

– Дай и нам пирожка, купец добрый молодец! – крикнул побирушка.

– Вот, возьми, во имя Иоанна Предтечи да матушки- Параскевы, – не пожадничал Фома.

Дело такое, не убудет.... Всегда так считал Фомка, и почти не ошибался.

Одежонка то худая у бабки была. вся шитая-перешитая. а обувка ладная, башмаки коричневой козловой кожи. то из Персии возят. Фома так и ходил кругами рядом, всё ожидал, кто подойдёт. И не прогадал. Присел стрелец рядом с ней, нашептала бабка то-то. Подумал пирожник, а может быть, грешным делом, что сводня это. Ан нет… Увидел, как грамотку отдала старушонка, а стрелец дал ей свою. Служивый послание в сапог спрятал.

Фома же шапку уронил, и тут же поднял, отряхивая. Прохожие и не заметили, а Василий всё понял. Был у них между собой уговор, упала шапка, значит, товарищ увидел что-то важное. И надо идти за тем, с кем один из стрельцов разговоры вёл.

И как стрелец поднялся со ступеней каменных, так сбитенщик не спеша за ним поплёлся. А пирожник выждав немного. не спеша пошёл за бабкой.

Смог обернуться и спрятать пироги, сменил сермягу на тулуп и завинул мешок за спину, и обзавёлся посохом. Хорошо, всё же старая шла не быстро, Фома торопился. Но, вышло чего не ожидал, оказались у терема царевны Марфы. Тут уж бойкий холоп прятаться стал, по тёмным углам, боялся, что заметит его царевнина дворня, не сносить тогда ему головы!

***

– Ну его. Тёмка, не тяни! Итак ведь тёмно! – пожилой стрелец говорил всё прибаутками, да косил левым глазом.

Выглядел этот служилый человек будто скоморох, одетый по недосмотру стрелецкий кафтан. Но и бывалые стрельцы и десятники, да и урядники, знали, что этот стрелец бился и под Чигирином, и под Перекопом, и в осае Азова себя показал.

– Сейчас, дядька Дмитрий! Погоди, малость… Свечу поближе надо, не разберу…