Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Дальнейшие главы первоначального проекта «Должности» содержали второстепенные нормы и по сути являлись лишенной признаков законодательного языка перефразировкой сепаратных указов, ранее изданных царем. Вот они [эти главы] по новой нумерации, сделанной Петром: «VII. О немедленном ответствовании на указы из Сената». VIII. О росписи дел на столе Сената, о невхождении во время заседания без доклада. IX. О соблюдении сенаторами дисциплины. X. О коллегиальном решении дел[, и притом] не в особливых домах или беседах; о неприсутствии в Сенате посторонних людей. XI. О письменном ведении дел, о неоскорблении Сената словами и, наконец, специальная XII глава о вахмистре при Сенате. Среди перечисленных глав законопроекта исследователь не встретит ни одной, характерной для Сената как для учреждения, которое «собирается вместо присудствия е[го] в[еличества] собственной освященнейшей персоны», как было сказано в первоначальном проекте. Петр многое вычеркнул, в том числе и эпитет «освященнейшей», а также не вполне правильное по существу положение о почти полной непогрешимости Сената с вытекавшими из него [этого положения] следствиями: «Но понеже целой Сенат не легко погрешать может, того ради и ни есть образец, чтоб на нее и челобитье происхаживало»[556]. Петр, привыкший присутствовать на заседаниях Сената и вести совместное с сенаторами обсуждение законопроектов и административных мероприятий, считал неуместным чье-либо посредничество между собой и Сенатом. Поэтому он зачеркнул норму: «А что решено быти не можно, повелеть о том одного из сенаторов с письменным изъяснением отправить в доклад к самому е[го] в[еличеству]».

В противоположность этим бесцветным главам, энергией, твердостью и пониманием настоящего значения Сената как высшего исполнительного органа при абсолютном монархе проникнута глава XIII, заключительная, написанная Петром. «Глава же всему, дабы должность свою и наши указы в памяти имели и до завтрея не откладывали, ибо как может государство управлено быть, егда указы действительны не будут, понеже презрение указов ничим рознится с изменою»[557]. Под правонарушением, которое Петр обозначил общим выражением «презрение указов», он понимал издание новых законов при наличии установленных и неотмененных, намеренное игнорирование законов, неправильное их толкование и приложение и вообще всякое злоупотребление законом, [а также] невыполнение дел в установленные сроки, – все это он считал преступлением, более тяжким даже, чем измена: «Не точию равномерно, – пишет он в той же главе, – беду принимает государство от обоих, но от сего (презрения законов. – Н. В.) еще вящше, ибо, услышав измену, всяк остережется, а сего никто вскоре не почувствует, но мало-помалу все разорится и люди вне послушания останутся, чем и ничто иное, только общая погибель, следовать будет». Перед ним как предостережение постоянно стояла Византийская империя со своей печальной судьбой. О ней царь часто напоминал своим сотрудникам, и в минуты торжества, и в повседневной работе, – и здесь, в учредительном акте Сенату, предостерегал сенаторов, что от неисполнения законов «общая погибель следовать будет, как то Греческой монархии явной пример имеем»[558]. Эта глава выражала сущность должности Сената как государственного органа и впоследствии была развита Петром в изученный нами выше указ от 17 апреля 1722 года «О хранении прав гражданских».

Если первоначальный проект изучаемого нами закона не «управливал» основной идеи «Должности Сената», не определял надлежащим образом принципиальных вопросов его организации и деятельности, а содержал только второстепенные нормы, нехарактерные для Сената как для высшего административного и законосовещательного органа, то первоначальный проект Духовного регламента[559], написанный для другого высшего административного и также законосовещательного учреждения, наоборот, [оказался] богат нормами, характерными как для деятельности Духовной коллегии – Синода, так и для всей церковной политики Петра. С этой стороны названный проект надо признать счастливым исключением. Объясняется это двумя обстоятельствами: во-первых, личностью автора проекта – Феофана Прокоповича, ученого богослова, получившего образование за границей, писателя, хорошо знакомого с церковно-общественной жизнью, искренно сочувствовавшего реформе Петра, и, во-вторых, определенностью программы преобразований церкви у самого Петра и твердостью его в проведении мероприятий в этой области. Последние условия были, конечно, решающими. Не уменьшая нисколько личных дарований и заслуг Феофана Прокоповича при оценке его роли в реформе церкви при Петре I, исследователь не должен упускать из виду того обстоятельства, что Феофан был вызван в Петербург, оберегаем от напора врагов и недоброжелателей и, наконец, назначен вице-президентом Духовной коллегии – по выбору и воле Петра. Петром же ему было поручено, как хорошо усвоившему взгляды и намерения царя, составление Регламента Духовной коллегии.