Читаем Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века полностью

Чтобы судить о степени самостоятельности русской церкви накануне отмены патриаршества в России, приведем указ Сената митрополиту Стефану Яворскому, «пастушку рязанскому», как он подписывался в официальных бумагах, адресованных царю, несмотря на проведенное законодательным путем общее запрещение Петра подписываться уничижительными именами. Указ датирован 21 января 1714 года; он характерен и по содержанию, и по тону для сношений Петра – как главы государства и церкви – и его сенаторов с высшим представителем православной церкви, местоблюстителем патриаршего престола. Сенаторы от митрополита Стефана даже и молитв не просили, а требовали: «Ц[арское] в[еличество] указал иркутскому епископу быть в Твери, а тверского епископа перевесть на Крутицы, и о том изволите, ваша милость, учинить по вышеписанному е[го] ц[арского] в[еличества] указу. При сем требуем вашего святителского себе благословения»[567].

Приглашая Феофана ко двору на торжественные собрания и богослужения, часто беседуя с ним о церковных делах, Петр сообщал ему как ближайшему помощнику свои намерения и планы, направленные к искоренению невежества и суеверия, к насаждению образования и распространению просвещения в духе своего времени. В одну из таких встреч Петр потребовал от Феофана Прокоповича, как указывает сам епископ, составления проекта Духовного регламента, подобно тому как раньше и позже требовал от него составления географии событий священной истории, толкования заповедей божьих, составления книги о блаженствах для «вразумления людем». При этом царь сообщил епископу Феофану свои пожелания, которые должны были найти выражение в виде нормы в проекте Духовного регламента, – например, о необходимости составления «книжиц» с изложением вероучения, об обязательности для епископов открытия школ, госпиталей и т. п. Петр же доставлял Феофану и нужные материалы для написания соответствующих глав, например личные впечатления свои от Французской академии, от бесед с профессорами Сорбонны, знакомил его в переводах с французскими морскими законами для составления программы духовных учебных заведений, например с главами из «Ordonnance de Louis XIV pour les Arm'ees Navales [et Arsenaux de Marine]» (1689): l[ivre, книга] XX, titre [титул] 10 – «Des seminaires 'etablis dans les Ports de Toulon et de Brest»; с главой о госпиталях – «Des Hospitaux `a la suite des Arm'ees navales ou Escadres». Вот почему Феофан в Духовном регламенте, как это ни странно для религиозно-церковного православного закона, делает ссылки на политику Людовика XIV, короля французского. Как автор первоначального проекта Духовного регламента Феофан имел под руками и относящиеся сюда собственноручно написанные указы Петра, например об учреждении по губерниям госпиталей: «По всем губерниям учинить шпиталеты[568] для самых увечных – таких, которые ничем работать не смогут, ни стеречь; также и зело престарелых; также прием незазрителной и прокормление младенцем, которые от незаконных жен рождены (дабы вящшего греха не делали, сиречь убийства), по примеру новгородского архиерея» (от января 1712 года)[569].

Имея под руками пункты из «Клятвы епископов», например: «Паки обещаваюся врученную ми ныне паству всю на всякое лето, аще возможно будет, по крайней же мере в два или три года, самому по обычаю апостол посещать и назирать; посещать же не ради лихоимания и чести, но апостольски»[570], Феофан развил их в целую главу (XVII) «О епископах». В ней автор, хорошо знакомый с жизнью, обычаями и нравами церковников, а также с задачами епископских объездов, подробно изложил в виде норм прав'a и обязанности как самих епископов, так и их слуг, особенно в смысле ограничения аппетитов последних, «ибо слуги архиерейские, – как гласил Регламент, – обычно бывают лакомые скотины». Тот же прием имел место в Регламенте при составлении главы об отлучении от церкви – «О епископах», глава XVI. В основу ее был положен собственноручный текст Петра из клятвенного обещания епископов: «Кто покажет себя явным еретиком или разорителем заповедей божиих, таких по триех увещаниях (по Апостолу) отлучать, а не так, как ныне: для ссор с собою или с своими отлучают всякого таинства, и не только тых, но их подданных безвинных»[571].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность — это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности — умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность — это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества. Принцип классификации в книге простой — персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Коллектив авторов , Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / История / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное