Петр Великий: личность и реформы

Смерть царевича породила волну слухов и пересудов. Один из несчастных «клиентов» Тайной канцелярии под пыткой сказал: «А что и государя весь народ бранит, и то он говорил, а слышал на Обжорном (ныне Сытном. – Е. А.) рынке, стояли в куче неведомо кто, всякие люди, и меж собой переговаривали про кончину царевича, и в том разговоре его, государя, бранили и говорили, и весь народ его, государя, за царевича бранит». Другой подследственный показал на своего товарища, будто тот говорил, «что когда государя-царевича не стало и в то время государь на радости вырядил в флаги фрегат и вышел перед Летний дворец». И это была правда: 27 июня 1718 года – на следующий день после смерти царевича – Петр торжественно отпраздновал очередную годовщину Полтавской победы. Мы никогда не узнаем, что было у него на душе, но этим символичным поступком на глазах потрясенной столицы Петр стремился показать, что для него нет ничего превыше ценностей государства, во имя которого он жертвует всем, что у него есть, в том числе памятью сына. После смерти царевича во всех особо важных официальных документах имя нового наследника престола, Петра Петровича, упоминается все чаще. Казалось, что острый династический кризис миновал, жизнь вошла в привычную колею и никто не оглядывался, меж тем как судьба уже шла по следу, «как сумасшедший с бритвою в руке». Не прошло и года после смерти царевича Алексея, как Петербург уже хоронил его официального преемника – 25 апреля 1719 года, проболев совсем недолго, умер малолетний наследник Петр Петрович.

Этот страшный удар, означавший крушение всех планов Петра, был для него абсолютно неожиданным, – мальчик рос здоровым и веселым. «Шишечка» – таково было его семейное прозвище, и Петр с нежностью относился к сыну, что хорошо видно из переписки с Екатериной. 24 июля 1718 года – месяц спустя после приговора Алексею – Екатерина писала Петру, находившемуся в Ревеле: «О себе доношу, что я за детками, слава богу, в добром здоровье. И хотя, пред возвращением моим в Питербурх, Пиотрушка был в здоровье своем к последним зубкам слабенек, однако ныне, при помощи божий, в добром здоровье и три зубка глазовых вырезались. И прошу, батюшка мой, обороны: понеже немалую имеет он со мною за вас ссору, а имянно за то, что когда я про вас помяну ему, что папа уехал, то не любит той речи, что уехал, но более любит то и радуется, как молвишь, что здесь папа».

26 апреля 1719 года на траурной службе в Троицком соборе при выносе тела Петра Петровича произошла в высшей степени выразительная и зловещая сцена, которую затем тщательно уточняли следователи Тайной канцелярии. Псковский ландрат Степан Лопухин, дальний родственник Евдокии Лопухиной, что-то сказал своим знакомым, а потом рассмеялся. Стоявший рядом с ним подьячий Кудряшов объяснил присутствующим на панихиде причину кощунственного в этот момент смеха: «Еще его, Степана, свеча не угасла, будет ему, Лопухину, и впредь время». Схваченный по доносу Кудряшов с дыбы признался, что «говорил он, что свеча его, Лопухина, не угасла потому, что остался великий князь (сын царевича Алексея Петр – ровесник умершего наследника. – Е.А.), чая, что Степану Лопухину вперед будет добро».