"Когда весною 1692 г. русскій резидентъ стольникъ Михайловъ находился во Львов, 30 апрля епископъ[11]
прислалъ къ нему своего архидіакона съ приглашенiемъ пріхать къ нему на другой день въ катедральный соборъ къ обдн и смотрть комедіи, которая будетъ дйствоваться въ честь св. мученика Георгія, a посл комедіи обдать у него, епископа. Резидентъ не похалъ". На другой денъ 1-го мая новый посолъ отъ Шумлянскаго, соборный священникъ, монахъ Красинскій, у котораго Михайловъ исповдьтвался, выпросилъ у резидента, что онъ согласился пріхать въ загородную пустынь Іоанна Богослова на свиданіе съ двоедушнымъ Шумлянскимъ. Шумлянскій, пріхавъ въ назначенное мсто, и удаливъ всхъ свидтедей, началъ говорить резиденту: «Въ нечаемую бду и въ гнвъ царскаго величества вшелъ я неволею, a не охотою». Тутъ взялъ онъ крестъ, поцловалъ и, прослезясь, продолжалъ: "Ей, самою истиною буду говорить: Когда чернецъ Соломошко[12] съ фальшивымъ письмомъ къ королю явился, то король сейчасъ-же прислалъ за мною и говорилъ: «пане отче, приспло твое время намъ помогать, a кром тебя дяать этого дла некмъ». И я по тому королевскому приказу писалъ къ гетману Мазеп письмо своею рукою, чтобъ онъ по желанію своему приступалъ къ наслдственному королю. A кром того ничего дурного я не писалъ». «Что было, то было, – продолжалъ Шумлянскій, – прогнвалъ я великихъ государей письмомъ къ Мазеп очень жалю, да воротить нельзя: a хочу за ту вину заслужить великимъ государямъ вотъ чмъ: хотя у царскаго величства и заключенъ вчный миръ съ Поляками, только миръ этотъ очень не крпокъ; Поляки царскому величеству большіе недоброхоты и ждутъ только случая, какъ бы Малороссійскіе города оторвать, для того мирный договоръ и въ конституціяхъ ихъ не напечатанъ, подкрпленъ онъ одною королевскою присягою, a рчыо посполитою не подтвержденъ. Нo дло извстное, что королевскія ршенія можетъ послдній шляхтичъ оспорить. Какъ только Поляки соберутся съ силами и увидятъ удобный случай, такъ вчный миръ и нарушатъ. Союза съ ними имть невозможно, потому что все обманываютъ и всякими способами ищутъ зла; за вчнымъ миромъ мало не все благочестіе привели неволею въ унію, остался съ своею епархею я одинъ. Прекратить это зло и подкрпить вчный миръ можно такъ: потребовать на сейм чтобъ мирный договоръ въ конституціяхъ своихъ напечатали, a если не напечатаютъ, то великіе государи не будутъ ставить этотъ миръ въ миръ».15 мая, въ Троицынъ день, Шумлянскій служилъ въ соборной церкви, молился усердно, торжсетвенно за царей, за вселенскихъ и московскаго патріарховъ, за царскую палату, за умножніе благочестивой вры греческаго закона; резидентъ былъ въ церкви и все Львовское братство[13]
«съ великимъ благочиніемъ и рацеями отдавало передъ нимъ великимъ государямъ свое доброжеланіе и рабскую уклонность».Лтомъ 1692 года, будучи во Львов, резидентъ шелъ однажды предмстьемъ, и за іезуитскимъ костеломъ встртилъ старика очень почтенной наружности, который подошелъ къ нему, объявилъ, что онъ шляхтичъ русской вры, именемъ Папара[14]
и попросилъ позволенія говорить безъ свидтелей. „Насъ православныхъ здсь, – говорилъ Папара, – Поляки ни въ чемъ не слушаютъ и за скотовъ почитаютъ; нынче призывалъ меня къ себ епископъ Шумлянскій и говорилъ, что присланъ королевскій указъ o присоединеніи къ уніи. Я одинъ и безъ братства сказалъ епископу, чтобъ онъ объявилъ королю русскую раду: никогда мы добровольно въ уніи быть не захотимъ, по милости Божіей у насъ вра добрая и никогда мы o вр королевскому величеству не докучали; изволилъ бы король оборонять насъ отъ Татаръ, a не отъ вры. Я въ преклоннтой старости и кончину свою вижу при дверяхъ, такъ объявляю для христіанской вры самую истину, что Львовская епископія въ благочестіи не устоитъ, если не въ этомъ году, такъ все же скоро будетъ въ уніи, потому что Шумлянскій на епископство возведенъ силою, обороною и желаніемъ нышшняго короля, когда тотъ былъ еще гетманомъ, a при поставленіи общался: непремнно приступить къ уніи; a Перемышльскаго епископа ставилъ онъ, Шумлянскій, при такомъ-же общаніи и прошлаго года Перемышльскій епископъ[15] унію принялъ. И Шумлянскій въ тайн уніатъ, a явно не присягаетъ, потому что братство[16] крпко стоитъ[17]".