Петрашевцы

В середине 40-х годов вся интеллектуальная атмосфера России (и в первую очередь Петербурга) была пропитана социалистическими идеалами, и даже решительные их противники типа славянофилов или Гоголя вынуждены были постоянно учитывать их успех.

А французская революция 1848 г. еще более интенсифицировала радикальную мысль в России. Ф. Н. Львов и М. В. Петрашевский писали в своей мемуарной записке, посланной Герцену (1860): «Новые стремления в Европе, выразившиеся революцией) 1848 года, имели сильное влияние на образованную молодежь в России, и преимущественно в Петербурге. Надобно было видеть, с какою жадностью читались газеты того времени и какое сочувствие возбуждали первые успехи социализма. Апатическая дотоле молодежь встрепенулась, ожила. Несмотря на все затруднения, сочинения Прудона, Луи Блана, фурьеристов, сенсимонистов переходили из рук в руки».[68] Далее в записке говорится, что именно в этих условиях кружок Петрашевского стал центром социалистических исканий русской молодежи.

Глава 2 СТАНОВЛЕНИЕ ВЗГЛЯДОВ ПЕТРАШЕВСКОГО

Во главе радикального молодежного движения 40-х годов под знаменем утопического социализма стал Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский, сын видного петербургского врача В. М. Петрашевского (1787–1845), лечившего царских сановников (именно он вынимал у умирающего гр. М. А. Милорадовича пулю от выстрела декабриста П. Г. Каховского). Михаил Васильевич родился 1 ноября 1821 г. По иронии судьбы и истории он «считался крестником императора Александра I, заместителем которого на крестинах был гр. Милорадович».[69] Изумительная коллизия возникнет поэтому в 1849 г.: военно-полевой суд приговорит к расстрелу крестника старшего брата Николая I! Но подобные парадоксы встречались в царской России: когда у другого видного врача, Г. Н. Белинского (по судьбе схожего с В. М. Петрашевским: из провинциальных семинаристов — в студенты Медико-хирургической академии) родился сын Виссарион, то будущего революционного демократа согласился крестить начальник отца — великий князь Константин Павлович, еще один брат из царской фамилии, несостоявшийся император.

Отец Петрашевского был, видимо, очень тяжелым и нелюдимым по характеру человеком, мать также по своему складу и уровню вряд ли могла быть духовным воспитателем сына. В. И. Семевский, в юные годы бывавший в доме матери Петрашевского Федоры Дмитриевны (урожд. Фалеевой, 1802–1867), называет ее «антипатичной старушкой»: «…она была крайне скупа и так дурно кормила свою младшую дочь, что совершенно расстроила ее здоровье… она по смерти мужа, давая сыну деньги взаймы, брала с него векселя»[70]. А сама дочь, сестра Петрашевского, писала позднее (1901 г.): «Все зависело от нашей матушки, особы крутого характера, и находилось в ее руках… Хорошо помню ежедневные семейные сцены из-за получения от матушки 3—4-х рублей, на которые ею постоянно требовались расписки, чтобы представить их при предполагаемом разделе имущества… Мать часто и резко упрекала Михаила Васильевича за то, что он тратит деньги на выписку и покупку никому не нужных книг. Вероятно, все получаемое он издерживал на книги, вследствие чего в остальных тратах он должен был быть крайне экономным»[71].

Александровский лицей (ныне Кировский пp., 11). Акварель 1840-х гг.

В 1832 г. Петрашевский был принят в Царскосельский лицей своекоштным воспитанником. Директором лицея в это время был генерал-лейтенант Ф. Г. Голмгоер, сменивший Е. А. Энгельгардта. Он установил в лицее казарменные порядки, ввел телесные наказания вопреки положению о лицее 1811 г. Чтение посторонних книг в младших классах было запрещено, а в старших сильно затруднено из-за нежелания инспектора Оболенского выдавать их из лицейской библиотеки.

Пушкинское поколение лицеистов, воспитанное в гуманитарной атмосфере 10-х годов, выдвинуло в качестве своих духовных вождей поэтов. Два десятилетия спустя, в условиях николаевского царствования, лицей создавал казенных чиновников, а все, кто имел человеческую душу, мог лишь отталкиваться от такой обстановки, ненавидеть ее. Тоже парадокс истории: казенно-казарменное воспитание порождало протестантов и революционеров).

В лицее Петрашевский был одиноким в кругу юных чиновников, с товарищами не сближался. По словам лицеиста А. Н. Яхонтова, Петрашевский «выкидывал иногда неожиданные эксцентрические штуки… часто поражал меня непоследовательностью, нелогичностью своих слов и поступков… ни с кем не дружился»[72].

Последнее указание Яхонтова («не дружился») нуждается в серьезных коррективах: Петрашевский не сближался с юными чиновниками-карьеристами, это правда, но он настойчиво стремился найти близких себе по духу товарищей — и с какой радостью он обнаружил в младшем классе[73] М. Е. Салтыкова.