Петрашевцы

Промышленности, полностью отданной в частные руки, следует предоставить полную свободу, считал Петрашевский, необходимо ликвидировать таможни и пошлины, в религиозных вопросах нужна «совершенная терпимость», впрочем, христианская религия «должна быть признана господствующей». Огромные войска были бы не нужны, всех священнослужителей следует перевести на жалованье чиновников, а церковное имущество у них отобрать, монастыри и богадельни— преобразовать (как именно, автор не указывает). В другом месте он предлагает обложить церковные и монастырские земли податью. Необходимо ввести суд присяжных и сделать все судебные заседания открытыми, уничтожить цензуру и дать полную свободу печати.

Характерно, что вместе с товарищем по Петербургскому университету, Алексеем Орловым Петрашевский в декабре 1841 г. замышляет план своего журнала— видимо, для пропаганды намечаемых идей и идеалов? «Наш журнал русский и для русских, а потом для Европы. Показать общие начала всех наук и обратить наибольшее внимание на те науки, которые имеют наибольшее значение в общежитии и влияние на его развитие, как то: история, словесность, политическая экономия и философия и т. п. Главное же возбудить, разбудить, вызвать чувство народности и самобытности во всех отношениях, гл<авной> мыслью, гл<авной> идеей, гл<авным> предметом должна быть Русь, и это начало д<олжно> б<ыть> развиваемо во всех направлениях»[81].

Может показаться, что главный акцент этого плана, в других записях Петрашевского почти незаметный, — патриотический пафос «народности и самобытности» — вступает в противоречивое столкновение с «европеизмом» автора. Но ведь западники Белинский, Герцен, Грановский глубоко любили Россию, и сама сила их гнева, обращенная на недостатки в родной стране, вытекала именно из патриотизма, из страстного желания видеть свой народ свободным и счастливым. Нечто подобное наблюдалось, очевидно, и в концепциях молодого Петрашевского. Между прочим, позднее, в связи с увлечением идеями фурьеризма, Петрашевский, как и большинство утопических социалистов, стал более космополитичным, по крайней мере в теории.

Обращает еще на себя внимание почти полное отсутствие в ранних записях Петрашевского крестьянского вопроса. Лишь в самой последней строке из цикла заметок «Запас общеполезного» записано следующее: «Об образе устройства освобождаемых крестьян. В 1843 г. 10 мая»[82]. Заметка чрезвычайно весомая из-за эпитета «освобождаемых» — значит, автор предполагал необходимость отмены крепостничества? Но она никак пока не расшифровывается подробнее. Возможно, речь шла о крестьянах, освобождаемых отдельными помещиками по указу от 2 апреля 1842 г.

Очевидно, замысел издавать журнал так и был похоронен на начальных стадиях, да и ни за что бы в тех условиях Петрашевский не получил разрешения правительства — не добивались разрешения и более «солидные» ходатаи. Но Петрашевский был весьма деятельной, живой натурой, чтобы ограничиваться скучной чиновничьей службой или писанием впрок теоретических записок. Уже в те ранние годы его тянуло к пропагандистской, воспитательской работе, и он пытался реализовать свои намерения сразу несколькими путями.

Прежде всего он сделал попытку, устроиться на преподавательскую работу, но избрал весьма неудачное место — «свой» лицей, ставший уже не Царскосельским, а Александровским (в конце 1843 г. лицей был переведен в Петербург). Хотя там и сменилось начальство (директором с 1840 г. стал генерал-майор Д. Б. Броневский), но, вероятно, многие преподаватели и инспектора помнили Петрашевского как досаждавшего им учащегося, и Петрашевскому было отказано в просимой должности воспитателя лицея и преподавателя юридических наук.

Директор Броневский в докладной записке Дубельту от 18 мая 1949 г. (очевидно, ответ на запрос Дубельта) относит ходатайство Петрашевского о должности к летним каникулам 1844 г., а далее рассказывает следующий эпизод, случившийся «вскоре после того, в первых числах сентября». Трое воспитанников младшего курса лицея — А. Унковский, В. Константинов и А. Бантыш — юноши 14–16 лет были замечены в посещении Петрашевского (во время отпусков в праздничные дни к родственникам), «не испросив на то позволения», а Петрашевский, оказывается, воспитывал в них «скептическое настроение мысли». По словам Броневского, Бантыш был уже перед этим исключен за неуспеваемость, затем исключили Унковского, а Константинов был наказан розгами.