Петру Гроза

Шестидесятилетпий Авереску молодцевато шагал по роскошным залам королевского дворца в ожидании принятия присяги. Он уже был знаком с этой процедурой: всего лишь два года назад генерал здесь же представлял королю Фердинанду I свое первое правительство. Правда, тогда это правительство продержалось немногим более месяца. «За два прошедших года, — думал Авереску, — я укрепил свою партию, у меня в экипе[13] деятельные, авторитетные ребята. Самый популярный средн крестьян — Петру Гроза. Молодой, образованный, энергичный, мыслящий. Правда, это последнее может помешать. Его нужно удерживать от резких, экспансивных порывов, умело использовать его знания и популярность».

Мысли генерала прервал голос чиновника, приглашавшего всех в тронный зал.

Важно сидел на троне Фердинанд I, сын Карла I Гогенцоллерна. Справа, увенчанная короной с алмазами, почти не дышала ее величество королева Мария. Чуть в стороне замер в своем парчовом одеянии бородатый священник. Обеими руками он держал раскрытую Библию.

Началась процедура присяги. «За страну и короля! Пусть мне в этом поможет бог!» — должны были повторять за священником члены нового правительства.

Петру Гроза с любопытством разглядывал королевскую чету, смеялся в душе над всем этим крикливо обставленным спектаклем. Король — пруссак, королева — англичанка. Они принимают присягу на верность от правительства Румынии.

Смешно! Трагично для этой страны.

«Я не буду вам присягать!» — решил Гроза, и, когда подошла его очередь, он повторил за священником только первые два слова — «за страну», а остальные сказал про себя: «За вас, мои земляки, за вас, роботары моего края!»

Священник, которому давно уже наскучило слушать одно и то же от членов часто сменяющихся правительств, не заметил, что Гроза не повторил всех слов присяги. А очереди уже ожидал следующий министр…

Строптивый молодой человек в кресле министра приносил немало беспокойства премьеру. Он с большим знанием дела взялся за изучение проекта аграрной реформы и, хотя занимал пост министра по делам проживающих совместно с румынами национальных меньшинств, активно высказывал свое мнение по всем вопросам, обсуждавшимся в правительстве. В это время за ним закрепляется прозвище «взбунтовавшийся дак»[14].

Ему три раза меняют министерство, чтобы затем оставить его министром без портфеля. Но это на руку Грозе, человеку любознательному, подвижному. Он получает возможность больше ездить по стране, изучать положение крестьян, ближе знакомиться с жизнью.

В одной из таких поездок он встречается в городе Ботошань со знаменитым «красным принцем», Скарлатом Каллимаки, с которым его свяжет крепкая дружба, перешедшая и в тесное политическое содружество.

Петру Гроза исследует жизнь «старого королевства», как было принято называть объединившиеся в 1859 году княжества Валахию и Молдову, пытается понять социальную и политическую структуру страны. А для этого нужны самые широкие знакомства, сопоставление жизни народа центра страны, столицы, с жизнью дальних окраин, какими считались Дева и родные места Петру Грозы. И в этом во многом помогает ему худощавый молодой человек с острым, немного скептическим взглядом, остроумный и ничего не боявшийся «красный принц».

Его, прямого наследника знаменитого рода молдавских господарей Каллимаки, прозвали так за открытое признание Октябрьской революции. В условиях реакционных режимов буржуазно-помещичьей Румынии для этого нужно было огромное мужество.

Петру Гроза любил и уважал мужественных людей, восхищался ими. И хотя был старше Каллимаки, он видел в нем одного из своих учителей. Этот человек порой казался ему сказочным, сошедшим со страниц давно прочитанных детских книжек. Из того, что рассказывали другие, из отрывочных и очень скупых рассказов о себе самого Каллимаки Петру Гроза постепенно сложил современную быль о «красном принце».

Шла русско-японская война. Бабушка подарила одиннадцатилетнему принцу большую коробку, почти метр в длину. Она как бы вмещала всю эту войну. На картонном дне бушевали битвы, на внутренних стенках плыли крейсеры, катера, парусные суда. Одни корабли — под русским флагом, другие — под японским…

Так запомнилось Скарлату Каллимаки начало этого века в имении его родителей в селе Бэлэрия уезда Блашка. Огромные комнаты, несколько гектаров парка с тенистыми аллеями — липы, платаны, каштаны, широкий, казалось, без конца и края, пруд с таинственно шелестящим камышом. Роскошные комнаты для игр, белоснежные спальни, библиотека из тысяч томов редких и дорогих книг с позолоченными корешками, бильярдная… Чего только не было в имении! Даже турецкий салон… А на псарне — сенбернары, бульдоги, фокстерьеры и два купленных у бродячего цыгана медведя. И только в дни праздников, когда родители водили детей в местную сельскую церковь, — только тогда ступали они на землю, по которой ходил местный простой люд. За оградой парка начинался для барских наследников новый, неизвестный для них мир. Лишь иногда они смотрели на него сквозь решетку огромных ворот центрального входа в парк.