Петру Гроза

Мне нравится образцовое хозяйство, и я горжусь своими красивыми, отборными животными. Поэтому начал я с коровника. Видели бы вы, какие у меня красавицы! Коровы стоят в ряд и тихо жуют. Они до лоска вычесаны, пахнет парным молоком, свежей известью и чистотой. Я был очень доволен и хотел пройти дальше. Но вдруг перед моими глазами какое-то чудовище: неказистая, худая, кривоногая корова. Монстр, не иначе. И рядом с такими красавицами! Во мне внезапно поднялся настоящий ураган. Честолюбие собственника овладело мною полностью и сразу подавило все добрые мысли и чистые чувства, с которыми я сюда приехал.

— Откуда эта уродина?! — гневно заорал я.

Скотники стали робко объяснять, что ее привел администратор, в Хунедоаре купил.

Как же это так? Я же категорически приказал администратору вывести отсюда все слабое и неприглядное, оставить одно к одному — самое статное, самое красивое. И поэтому появление здесь этой коровы показалось неслыханной дерзостью, издевательством надо мной.

Позвали администратора, и передо мной предстал приземистый, коренастый крестьянин из местных секуев[19]. У него толстая, мускулистая шея и маленькие хитрые черные глазки. И беспрерывно мигает. В этом что-то от скрытой гордости, он до меня работал у более знатных помещиков, у так называемой элиты.

— Откуда это чучело среди моих коров? — спросил я, чуть сдерживая гнев.

— По деньгам и покупка, — ответил он туманно.

Ответ показался мне преднамеренной дерзостью. Неужели этот слуга восстает против своего ненавистного хозяина? Я вышел из себя и стал горланить вовсю:

— Собирай манатки и убирайся вон!

Администратор попытался утихомирить меня и сказал, что нехорошо с моей стороны поносить его при подчиненных. Это показалось мне еще большей дерзостью, и я чуть было не ударил его откуда-то прихваченной плеткой.

Последовало что-то жуткое, труднообъяснимое. Это неожиданное мое бешенство, дикие вопли и поднятая для удара плеть нарушили все мое душевное равновесие. Я метался, разъяренный, по двору, было стыдно самого себя, я не знал, как восстановить необходимое спокойствие. Вижу — какие-то люди поправляют забор. Я ни с того ни с сего чуть было не взял в оборот и тех, что-то там тоже пришлось не по вкусу, но тут смотрю — снова попадается администратор. Он наблюдал за мной с подчеркнутым уважением и, как видно, дожидался, чтобы объяснить мне что-то. Я слушал растерянный и не следил за тем, что он говорит. Думал только, насколько этот человек лучше меня, и ругал себя за неоправданную ярость. Я смотрел, как он, несчастный, стоит передо мной, ему больно оттого, что я его так обругал и что ко всему же он оказался виноватым и должен терпеливо, добросовестно нести свой крест слуги — ведь он зависит от меня, его существование в моих руках. В тот миг я отдавал себе отчет в том, что унижать и оскорблять такого человека недостойно.

Я молча анализировал свой поступок, а он безропотно ожидал в нескольких шагах от меня.

— Что это у вас за манера так отвечать хозяину? Как же это, черт возьми: я спрашиваю, а вы отвечаете мне туманно? Вы поступили нехорошо. Видите, что может случиться!

— Да, господин, — начал он дрожащим голосом, — вы правы, но что же мне было делать? Для хорошей коровы у меня на самом деле, вот крест, не было денег…

— Как? Это ваша корова?

— Да, моя, потому как вы мне дали право купить себе корову и держать ее здесь, с вашими…

Да, так было. Администратор имел право держать свою корову в моем коровнике за мой счет. Я подписал это условие, оно было записано в договоре, но я забыл об этом, потому что прошел уже с тех пор целый год, а он, наверное, из-за отсутствия денег не воспользовался до сегодняшнего дня этим правом.

За всю жизнь у меня не было подобных тяжелых минут. Тогда я понял, что совершил несправедливость. Чувствовал себя несчастным, запутанным и опозоренным перед самим собой. Сколько бы я отдал, чтобы не оказаться сейчас лицом к лицу с этим человеком, который так виновато смотрел мне в глаза! Я все продумал, посоветовался со своей строгой совестью, чтобы найти почетный выход для себя из этого позора и извиниться перед ни в чем не виновным работником. Я тут же велел ему зайти в коровник, позвал туда всех свидетелей моего гнева.

Перед целым собранием удивленных скотников я признал свою ошибку, свою вину и попросил у администратора прощения. Это было все, на что я был способен. Когда я закончил свое покаяние, то убежал из коровника как от нечистой силы.

Солнце величественно поднималось к своему зениту, а я уже не чувствовал ни его теплой ласки, ни радостной тишины пробуждающейся природы, потому что внутри меня пронеслась невероятная буря. Загнанная глубоко, она еще бушевала и яростно билась, меня трясла жестокая лихорадка.

Я осквернил день, предназначенный для душевного блаженства. Деспотичный человек, злой и неуравновешенный, кто вернет тебе этот ясный день, который ты так грубо растоптал непродуманным и недостойным поступком?