Петру Гроза

Заняв гривицкие мастерские, 7 тысяч рабочих и 12 тысяч человек, пришедших сюда со всех предприятий Бухареста, стойко держали оборону, но не смогли устоять перед пулеметами жандармов и подтянутых им на помощь воинских частей. 18 февраля 1933 года «Правда» писала, что против «восставших железнодорожников двинут Бухарестский гарнизон». Гривицкая забастовка была потоплена в крови. Десятки убитых, сотни раненых, две тысячи арестованных. Волны протеста против организованных правительством зверств прокатились по всей стране. И по всей стране усилились репрессии. В знак солидарности с румынскими рабочими поднялся рабочий класс всего мира. «Юманите» поместила портреты Георге Георгиу-Дежа, Киву Стойки, Константина Дончи. Прогрессивная печать мира требовала прекращения репрессий. Но правительство оставалось глухим. Вожаков железнодорожников бросили в тюрьмы. На судебном процессе они выступали с резкими обличительными речами, и королевский прокурор истерически требовал «отвечать на вопросы, а не обвинять». Георге Георгиу-Деж отвечал: «Не я обвиняю! Обвиняет трудовой народ! И он должен узнать, что творится здесь! Настанет время, и тем, кто уготовил народу судьбу рабов, придется отвечать». На угрозу председателя суда прервать судебное разбирательство последовал ответ: «Это исторический процесс, который невозможно прервать. Он прекратится одновременно с ликвидацией эксплуатации».

Потопив в крови выступления рабочих, правительство мобилизовало весь репрессивный аппарат. Опасались новых выступлений рабочих и крестьян. Министр внутренних дел Румыпии Вайда-Воевод отдал всем местным органам весьма лаконичное распоряжение: «Если даже потечет кровь — запретите любое собрание, любой выход толпы на улицу!»

Один экземпляр этого приказа был вручен полковнику Амзулеску, известному в жандармском мире как человек «твердой руки». Амзулеску уже знал, что нити всего будущего собрания находятся в руках крестьянина Мирона Бели. За ним прислали раз, прислали два, по его все не оказывалось дома.

За двадцать четыре часа до открытия съезда Мирон Беля отправил в местное жандармское правление письмо по почте. Так полагалось по закону — о любом предстоящем собрании извещать полицию за сутки. Известили.

Чтобы сбить с толку уездные и центральные полицейские власти, активисты распространили слух, что крестьяне пришлют свои?; представителей па городской центральный рынок.

Был вторник, 18 апреля 1933 года. Как раз третий день пасхи. Базар пустовал — пи продавцов, ни покупателей.

Полиция начала сосредоточивать свои силы у дорог, ведущих на базар, и вокруг базара.

Рапо утром группа за группой направлялись жители окрестных сел к базару. Из каких они сел пришли, можно было отличить по одежде. Все было так, как предполагала полиция. Не зря имела она своих агентов во всех селах и хуторах Хупсдоарского края!

Вот идут моци[24] из Зэранда, а вот чабаны Бэчии, а за ними шагают по четыре в ряд овощеводы Хупедоары… Все в национальных костюмах, будто на большой праздник идут. Даже волов украсили лентами.

Жандармам пе терпелось быстрее начать операцию; жандармскому управлению не терпелось быстрее доложить своему министру, что оно все предусмотрело, что эти безумные крестьяне попались все как один, что никакого выступления против правительства не допустили.

А крестьяне все идут и идут. Бесконечный поток. Никто не шатается, никто не орет, все трезвые, никаких нарушений. А там что? Что же это там? Что они сгружают с возов?

Они сооружают трибуну.

Следует команда:

— Разогнать!

Тогда крестьяне в таком же порядке покидают базар и расходятся малыми ручейками по переулкам.

Немного погодя начальнику полиции докладывают:

— Они начали устанавливать трибуну па равнине севернее крепости.

Основные силы полиции направляются туда, и следует та же команда:

— Разогнать!

Разогнали. Но где же будут настоящие трибуны, где все же состоится собрание, полиция не знала.

А в это время в самом центре города, в нескольких шагах от городской и уездной управы, появился грузовик. Двенадцать плотников спрыгнули на землю, откинули борта и по заранее разработанному и отрепетированному плану из пронумерованных столбов, реек и балок за считанные минуты соорудили трибуну, и тут нее па эту трибуну поднялась большая группа местных и зарубежных корреспондентов, приглашенных заранее в Деву и находившихся в ожидании сигнала в гостинице доктора Петру Грозы.

В девять часов утра из громкоговорителей, неизвестно когда установленных на домах вокруг площади, раздался голос:

— Граждан жителей города и приезжих, пе состоящих в организациях «Фронта земледельцев», просят освободить площадь и перейти па тротуары. Через пять минут па площадь вступят колонны «Фронта земледельцев». Они соблюдают строгое указание: пе допускать в своих рядах посторонних.