Петру Гроза

Мне удалось установить историю создания этого дневника, перевести сам дневник, и сейчас предлагаю его советскому читателю. В этой, третьей, части книги будет говорить в основном «взбунтовавшийся дак».

Я позволил себе только отдельные, необходимые, на мой взгляд, комментарии. Произведены также сокращения текста, не имеющего прямого отношения к настоящей книге.

Зима 1943 года в Западных горах была очень тяжелой. Бесконечные снегопады, бури, заносы. Особенно разбушевалась она в декабре. С декабрьского вьюжного вечера и начинается дневник Петру Грозы.

Он был написан в бухарестской тюрьме для политических преступников Malmaison[41] (Мальмезон) зимой 1943/44 года. Среди тюремных надзирателей находились люди, знавшие Грозу как «господина министра», как одного из самых популярных политических деятелей страны. Они тайно снабжали его бумагой, чернилами и уносили на волю исписанные листы. Гроза писал дневник в двух экземплярах. Один экземпляр переправлял на волю, другой оставлял себе. Таким образом, текст сохранился полностью, а когда Красная Армия освободила Румынию, дневник был срочно напечатан «Арлусом» — «Румынским обществом по укреплению дружественных связей с СССР» — в издательстве «Cartea Rusa» («Русская книга») в апреле 1945 года. Гроза назвал свой дневник «In umbra celulei» — «Во мраке тюремной камеры». Еще в тюрьме Гроза снабдил его первую страницу латинским изречением «Lux in tenebris lucet» — «Свет и в темноте свет».

С 1945 года дневник Петру Грозы не переиздавался.

«12 декабря 1943 года

…Дети приезжают по одному на рождественские каникулы. Мы радуемся друг другу, а в глубине души каждый таит тревогу: страшную угрозу песет человечеству эта война, которая, кажется, будет продолжаться вечно. Дыхание войны гасит даже самые неприметные искорки тлеющего счастья. Каждого душат тиски страдания, охватившего все человечество…

Прошло несколько дней с тех пор, как один из верных моих товарищей принес весть о надвигающейся опасности. Круг борцов, охваченных тревогой и заботами о судьбе нашего народа и всего человечества, становится все уже, он сломан. Друзья падают и падают один за другим…

Люди с чистой совестью — интеллигенты, хлебопашцы и рабочие, закаленные в справедливой борьбе за улучшение жизни своих собратьев, стальные, цельные люди, бьются о скалу невежества и злонамеренности. Эта скала — государственный аппарат, который еще поддерживается дрожащими руками бездарных, преступных и напыщенных правителей.

Судебные процессы, волны подозрения и ненависти в союзе с работающей адской машиной выжимания «компрометирующего материала» — все мобилизовано для того, чтобы сломить самых близких мне людей. Делается все, чтобы и я сам ежедневно и ежечасно чувствовал, как сужается круг и что угроза ареста становится реальной и для меня.

Мой добрый товарищ добывает информацию и материал, я понимаю, что пришел и мой час…»

На протяжении долгих лет борьбы, завязывая связи с политическими деятелями самого различного толка, Гроза проявлял исключительную бдительность и осторожность. Первая запись в его тюремном дневнике говорит именно об этом. Он часто применял выражение «сделать на час раньше». И в этом случае, зная уже точно, что его арестуют, Гроза старается «на час раньше» посидеть с детьми и собирается в Бухарест, чтобы жандармы не нагрянули в его дом ночью и не напугали семью. Пусть арестуют его на вокзале, в поезде, в Бухаресте, но не дома.

Он отодвинул занавеску, увидел, что буря усилилась, и сказал своим:

— Меня никто не должен провожать, в такую непогоду не надо выходить, я пойду до поезда сам.

— А если из-за погоды поезда не идут? — спросила жена.

— В военное время поезда не имеют права задерживаться из-за снега…

— Папа, подожди, мы ведь не спели рождественскую песню! Посмотри, какую мы приготовили звезду.

Мальчики побежали на второй этаж и притащили огромную рождественскую пятиконечную звезду с колокольчиками, с иконой богородицы в центре, украшенную ветками елки, эдельвейсами и еще какими-то сухими желтыми цветами.

— Молодцы, ребята, молодцы! — Гроза обнял сыновей и запел вместе с ними старинную рождественскую песню. Запели и девочки и жена.

Песня прославляла путеводную звезду волхвов.

Звезда в небе восходит как великая тайна,
Звезда в небе сияет и возвещает миру…

Что же принесет эта звезда миру в наступающем году? Сколько лет уже дети поют под окнами песню о надежде? Ходят со звездой и зовут мессию спуститься на землю и облегчить людям жизнь. Прошло уже больше полувека с тех пор, как и Гроза ходил с такой звездой, а потом задавал отцу, тетушке Асинефте, матери и самому себе этот наивный вопрос о мессии. Вот бушует война, убивают людей, а бедные детишки пойдут снова в колинды[42] с этой звездой, с песней о мессии.

На вокзале Девы темно, в тесном зале копошатся люди. О том, как их много, можно представить себе по густому, едкому запаху пота.

Гроза садится в первый проходящий поезд на Бухарест.

«Бухарест, 13 декабря