Петру Великому покорствует Персида

Пикет не успел уйти далеко. Из разверстой пасти ущелья, с которым поравнялся передовой разъезд, стремительно вылетели конники в развевающихся чёрных одеждах. Они неслись молча, с воздетыми ятаганами, и тотчас смяли и порубили казаков. Уцелевшие в панике обратились назад.

Казалось, вот-вот они врежутся в передние ряды. Но Пётр увидел это с высоты своего роста и мгновенно оценил последствия.

   — Мать вашу, мать вашу! — заорал, словно вострубил. — Чего топчетесь, говнюки! Драгунов вперёд!

И, выхватив шпагу, он дал шпоры коню.

Апраксин пустился вслед за ним.

   — Государь, куда ты, не пущу! — кричал он дрожащим голосом. — Не можно тебе туда!

Оборотившись к оторопевшей свите — денщикам и гвардейцам, Фёдор Матвеич прокричал:

   — Чего рты разинули — оберегите государя, черти! Он же в самое пекло лезет. Он же отчаянный.

Пётр и в самом деле пустил коня в галоп, готовясь возглавить отпор и восстановить порядок. Но от начавшейся сечи его отделяла по меньшей мере сотня сажен. За это время произошёл перелом: драгуны и казаки остановили лаву.

Там, впереди, всё ещё рубились и кололись, гремели одиночные выстрелы. Апраксин и гвардейцы наконец нагнали Петра и по команде генерал-адмирала сомкнули плотное кольцо вкруг него.

   — Пустите, дьяволы! — орал Пётр всё ещё в запале.

   — Нельзя тебе туда, нельзя, государь! — стонал Апраксин.

   — Пехоту двигай, чёрт толстый! — хрипел Пётр. — Фузелёров! Перестрелять да переколоть!

   — Ужо погнали! — в восторге заревел гвардейский капитан Зотов. — Бьют их, ваше величество, почём зря.

Пётр остановил запаренного коня. Лицо его было бледно, глаза выкачены. Карета Екатерины прорвала круг, государыня, столь же бледная, как и её повелитель, припала к его ногам.

   — Господи, Петруша, опомнись! — причитала она. — Пойдём ко мне в карету, пойдём. — Она опасалась припадка, и Апраксин, очутившийся рядом с ней, это понял. Он повторил просьбу Екатерины.

   — Ну ладно, ладно, — уже умиротворённо произнёс Пётр, слезая с коня и подавая денщику поводья. — Приказал ли ты, Фёдор Матвеич, дабы из авангардии слали нам доношения?

   — А как же, кажные четверть часа дежурный адъютант будет докладывать.

И точно: вот уже прискакал дежурный адъютант и соскочил с коня перед Апраксиным.

   — Не мне докладай — государю, — остановил его генерал-адмирал.

   — Ваше императорское величество, — зачастил офицер, — неприятель опрокинут и побежал вспять. Его преследуют пехота и кавалерия.

   — Сколь его было?

   — Сверх пяти тыщ, все конные. Бьются отчаянно, лезут прямо на багинеты. Ружья у их мало.

   — С чем лезут-то? — вступил Апраксин.

   — С ятаганами да кинжалами, которые спешенные. Страсть какие бешеные! Орут алла, алла да и помирают. Бога своего в смертный час поминают, будто он их оборонит.

   — Ступай туда, — приказал Апраскин, — всё доподлинно вызнай да с поспешением возвратись.

Адъютант вскочил на коня и ускакал. Движение частей было приостановлено, в деле был лишь авангард. Пётр забрался в карету Екатерины, свернулся калачиком и мгновенно заснул. Екатерина примостилась возле, изгнав обеих дежурных статс-дам. Она лёгкими движениями поглаживала голову Петра одною рукой, а другую подложила ему под щёку.

Шум сражения, явственно слышимый ещё четверть часа назад, постепенно удалялся и вскоре затих где-то в предгорьях. Апраксин со своим штабом топтался на месте, не зная, что предпринять до пробуждения Петра.

Гулкое эхо фузейных выстрелов, доносившееся до них, говорило, что бой всё ещё идёт. Наконец прискакал адъютант на взмыленной лошади.

   — Гонют и гонют, ваше сият-ство! — возбуждённо прокричал он.

Всем хотелось знать подробности.

   — Пехота, своё дело сделавши, стала. Вёрст семь скорым маршем, почти бежамши, гнала бусурман. А казаки и драгуны насели на ихние плечи и гонят и рубят. А бусурман вовсе потерял голову... Которые пали с коней, те скалятся, ровно псы, и саблями суют во все стороны. Сколько наши их там положили — нет счёту! Драгунский майор сказывал мне, что досягнут до их селений, разорят да выжгут, чтоб неповадно было, а после возвернутся.

   — Скачи за ними, — распорядился Апраксин. — Скажи: я велел не зарываться. Доклады мне присылай чрез расторопных гонцов, а сам наблюдай за всем зорко да приметливо.

Проспав около часу, Пётр проснулся освежённый и в добром расположении. Апраксин доложил ему про действия пехоты и конницы, про паническое бегство неприятеля.

   — Прикажи устраивать растах. Будем стоять здесь лагерем, доколе не покончим счёты с нехристями. Трава есть, вода есть — найдём ли лучшее. А что, отыскались ли наши парламентёры? — неожиданно спросил он.

   — Ох, государь, — расстроенно отвечал Апраксин, — виноваты мы. За всею этой катавасией запамятовали. Не возвращались казаки. Видно, бусурмане полонили их.

   — То-то — запамятовали. Пошли пикет казачий — пущай товарищей своих разыщут, коли живы, и немедля сюда приведут.

Стали лагерем. Ставили палатки, стреножили и пустили коней пастись, кое-где уж запылали костры. Ждали возвращения драгун и казаков с победной реляцией.