Читаем Пэтти в колледже полностью

– О, она живет где-то поблизости – в Сорренто, – сказала леди Клара равнодушно.

– Оливия Коупленд живет в Сорренто! – уставилась на нее Пэтти. – Почему ты мне не сказала?

– Я думала, ты знаешь об этом. Ее отец – художник или что-то вроде этого. Всю свою жизнь она прожила в Италии; оттого-то она такая чудаковатая.

Пэтти и сама однажды провела одну солнечную неделю в Сорренто и хмелела от одного воспоминания об этом. – Где она? – спросила она возбужденно. – Я хочу поговорить с ней.

– Я не знаю, где она. Возможно, гуляет. Она ходит на прогулку в полном одиночестве и никогда ни с кем не разговаривает, а когда мы зовем ее заняться чем-нибудь разумным, например, поиграть в гольф или баскетбол, она бездельничает дома и читает Данте в оригинале. Представляешь?

– Ну и ну, должно быть, она интересная! – удивленно сказала Пэтти и вернулась к сочинениям.

– По-моему, они восхитительны! – воскликнула она.

– А, по-моему, несколько странны, – сказала леди Клара. – Но есть одно довольно забавное. Оно было прочитано в классе – о крестьянине, потерявшем своего осла. Я найду его, – и она тщательно поискала в стопке сочинений.

Пэтти сдержанно читала, а леди Клара наблюдала за нею с оттенком разочарования.

– Тебе не кажется, что это хорошо? – спросила она.

– Да, я считаю, что это одно из лучших когда-либо прочитанных мной произведений.

– Ты даже не улыбнулась!

– Дитя мое, но это не смешно.

– Не смешно! Как, ведь группа хохотала до упада.

Пэтти пожала плечами. – Должно быть, твоя оценка удовлетворила Оливию. Уже февраль на дворе, а я едва перемолвилась с ней словом.

На следующий день Пэтти медленно шла с обзорных лекций домой и вдруг заметила, как Оливия Коупленд пересекла кампус, достигла Соснового Утеса и явно намеревалась прогуляться в одиночестве.

– Оливия Коупленд, погоди минуту, – позвала Пэтти. – Ты идешь на прогулку? Можно мне с тобой? – спросила, задыхаясь от скорого шага.

С нескрываемым изумлением Оливия согласилась и Пэтти пошла с нею рядом. – Я просто узнала вчера, что ты живешь в Сорренто, и хотела с тобой поговорить. Я была там однажды и считаю, что это самое восхитительное место на земле.

Глаза Оливии сверкнули. – Правда? – промолвила она, открыв рот от удивления. – О, я так рада! – И не успев опомниться, она уже рассказывала Пэтти про то, как она поступила в колледж, чтобы доставить удовольствие отцу, и как она любит Италию и ненавидит Америку; а о том, что она не рассказала, то есть, о своем одиночестве и тоске по дому, Пэтти угадала сама.

Она поняла, что девочка и правда поразительна и твердо решила на будущее принять участие в ее судьбе и заставить ее полюбить колледж. Но жизнь у старшекурсницы напряженная, занятая собственными делами, поэтому в последующие пару недель Пэтти редко виделась с первокурсницей, если не считать случайной болтовни в коридорах.

В один вечер они с Присциллой вернулись поздно из города, где они ужинали, и обнаружили темную комнату и пустой спичечный коробок.

– Подожди, я принесу немного спичек, – сказала Пэтти и постучала в дверь напротив, где жила первокурсница, с которой у нее завязалось знакомство по принципу «ты мне – я тебе». Там она нашла своих подруг-первокурсниц леди Клару Вере де Вере и Эмили Уошбэрн. По трем склоненным друг к другу головам и по тому, как они затихли при ее появлении, было очевидно, что только что был прерван какой-то важный треп. Забыв о своей соседке, оставленной в темноте, Пэтти опустилась в кресло с явной целью провести здесь весь вечер.

– Расскажите мне все, дети мои, – сказала она дружески.

Первокурсницы с сомнением переглянулись.

– Новый президент, – предположила Пэтти, – или просто бунт всей группы?

– Это касается Оливии Коупленд, – отвечала нерешительно леди Клара, – но я не знаю, должна ли я что-нибудь говорить.

– Оливии Коупленд? – Пэтти выпрямилась, и в глазах ее вспыхнул новый интерес. – А что такого делает Оливия Коупленд?

– Она заваливает экзамены и…

– Заваливает?! – На лице Пэтти отразилось смущение. – Но я считала ее такой умной!

– О, это правда, но, видишь ли, она не может сделать так, чтобы и другие люди это поняли. Кроме того, – прибавила леди Клара многозначительно, – она боится экзаменов.

Пэтти бросила на нее быстрый взгляд. – Что ты хочешь этим сказать? – спросила она.

Леди Клара любила Пэтти, но она была всего лишь человеком и сама испытывала страх перед экзаменами. – Понимаешь, – объяснила она, – она слышала множество историй от… э-э… студенток старших курсов о том, как тяжело сдавать экзамены, и про то, какие ужасные вещи тебя ожидают в случае провала, и, будучи иностранкой, она в них поверила. Конечно, мы с Эмили лучше знали, но она была напугана до смерти, совершенно измучена и…

– Чепуха! – сказала Пэтти нетерпеливо. – Вам не удастся заставить меня в это поверить.

– Если бы нас попыталась запугать какая-нибудь второкурсница, – продолжала говорить леди Клара, – мы бы не приняли это так близко к сердцу, но старшекурсница!

– Итак, Пэтти, ты не сожалеешь, что столько всего нам наговорила? – спросила Эмили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза