Читаем Пэтти в колледже полностью

— Боже правый, конечно, нет! Не верьте ни одному слову, что говорят вам эти второкурсницы. В прошлом году они сами были первокурсницами, и если бы экзамены оказались столь ужасны, как они говорят, они бы тоже их не сдали.

На трех лицах отразилось облегчение.

— Ты здорово умеешь утешить, Пэтти. Студентки старших курсов не принимают все близко к сердцу, верно?

— Со временем почти ко всему привыкаешь, — молвила Пэтти. — Если знаешь правильные ответы, экзамены даже бывают интересны.

— Но мы не знаем правильных ответов! — завопила одна из первокурсниц, вновь охваченная ужасом. — Мы попросту ничего не знаем, а завтра сдавать латынь, послезавтра — геометрию.

— О, ну что ж, в таком случае вы все равно не сдадите, поэтому не волнуйтесь. Отнеситесь к этому философски, ясно? — Пэтти расположилась среди подушек и улыбнулась своим напуганным зрителям с непринужденной беспечностью. — В качестве примера бесполезности зубрежки в одиннадцатом часу, когда в течение всего семестра не было выучено ни единого слова, приведу вам мой собственный опыт из первого курса по греческому языку. При поступлении в колледж я была плохо подготовлена, в течение семестра я не занималась и, без преувеличения, ничего не знала. За три дня до экзаменов я внезапно осознала ситуацию и начала поглощать грамматику в больших количествах. Я пила черный кофе, чтобы не уснуть, занималась до двух ночи и с трудом прерывала зубрежку неправильных глаголов во время еды. Я прямо-таки думала по-гречески, видела сны по-гречески. И после стольких усилий, вы не поверите, я провалила экзамен по греческому! Это подорвало мою веру в подготовку к экзаменам. С тех пор я этого не делаю и с тех пор больше не срезаюсь на экзаменах. Я верю в то, что как успешный, так и неуспешный результат полностью зависит от судьбы, поэтому больше не беспокоюсь.

Первокурсницы безутешно переглянулись. — Если все решено заранее, мы пропали.

Пэтти ободряюще улыбнулась.

«Даже лучшие из людей то и делоСрезаются на экзамене.»

— Но я слышала, что людей отсылают домой, то есть, исключают, если они заваливают определенное количество экзаменов. Это правда? — приглушенным голосом спросила леди Клара.

— О да, — сказала Пэтти, — приходится так поступать. Я знавала нескольких умнейших девочек в колледже, подлежавших исключению.

Леди Клара простонала. — Пэтти, я ужасно слабая в геометрии. Много девочек на этом срезается?

— Много? — отвечала Пэтти. — Обычная канцелярская работа по составлению извещений отнимает у кафедры два дня.

— А экзамен очень трудный?

— Я не слишком его помню. Понимаете, с тех пор, как я была первокурсницей, прошло столько времени. Они выбрали самые трудные теоремы, которые мне были известны — вы даже не смогли бы их нарисовать, не то чтобы доказать: например, пирамида, поделенная на кусочки — я не помню, как она называется — и разветвленная пирамида, похожая на улитку, выползающую из своего домика: по-моему формально она называется «гроб дьявола». И — ах, да! — они задают примеры, ужасные примеры, которых прежде вы и в глаза не видели; а на верху страницы стоит небольшое примечание с указанием решить сначала их, и вы приходите в такое смятение, пытаясь думать быстро, что вовсе перестаете соображать. Я знаю девочку, которые все два часа пыталась решить пример, и когда она уже была готова его записать, прозвенел звонок, и ей пришлось сдать работу.

— И что произошло?

— О, она провалилась. Видишь ли, нельзя винить преподавателя в том, что он не читал между строк, поскольку этих строк не существовало; однако ее было в известной мере жаль, так как девчонка действительно знала до ужаса много, но не могла это высказать.

— Со мной то же самое.

— А, так происходит с доброй половиной человечества. — Повисло молчание, и первокурсницы уныло переглянулись. — Но жизнь продолжается, даже если вы не сдадите математику, — утешила их Пэтти. — Другие люди делали это до вас.

— Если бы дело было в одной геометрии… но мы боимся латыни.

— А, латынь! Бессмысленно к ней готовиться, поскольку всю ее прочитать невозможно, и если вы просто выберите какую-нибудь главу, то это, наверняка, будет не та глава, которую выберут они. Лучший способ — произнести над учебником заклинание, открыть его с завязанными глазами и выучить первую попавшуюся страницу; и тогда, в случае, если вы не сдадите — а, скорее всего, так оно и будет — вы сможете свалить вину на судьбу. Когда я училась на первом курсе, если я правильно помню, нам задали перевести на латынь для сочинения в прозе одно из эссе Эмерсона, а мы даже не могли сказать, что оно означало по-английски.

Три подруги снова переглянулись.

— Я бы не справилась с чем-то подобным.

— Я тоже.

— И я.

— И никто бы не справился, — сказала Пэтти.

— Мы можем срезаться на латыни и математике, но если мы завалим и другие предметы, — прощай, колледж.

— Думаю, вы правы, — сказала Пэтти.

— А я ужасно «плаваю» в немецком.

— А я — во французском.

— Я — в греческом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее