Для меня комната тихой не была. Я опустила рубин на столик рядом с собой, ноты окружили меня, манящие и раздражающие. Я пыталась не слушать их, они отвлекали меня, и я было сложно вспомнить песнь лунного шиповника. К счастью, сэр Барнаби дал мне флакон с семенами. Я открыла его.
- Для демонстрации нужно два человека. Кто хочет поучаствовать? – спросил Пенебригг.
Половина подняла руки. Пенебригг выбрал бодрого денди, сидевшего в конце комнаты.
- Мистер Дипс, выйдете к нам? Остальные смогут поучаствовать позже.
Дипс тряхнул кружевными манжетами и вышел вперед.
- Хочешь прочитать мои мысли, мисс?
Он замолчал, словно ждал ответа, но я была слишком занята, напитываясь песней лунного шиповника.
- Она не очень разговорчива? – сказал Дипс шепотом одному из мужчин напротив себя. – Но она еще девочка. Не на это мы рассчитывали, да? Даже если она – Певчая.
Я просила себя не реагировать, Пенебригг объяснял Дипсу, что требовалось. Но их недоверие терзало меня, было сложно сосредоточиться на пении.
Не слушай их. Не слушай.
Но я осознала весь вес его презрения, только когда запела. Я отдалась музыке, и когда ноты запели во мне, я обхватила ладонь Дипса и вошла в его разум.
Читать его было сложнее, чем Ната или Пенебригга. Было ли это из-за того, что я знала его всего пару минут, или мысли Дипса были такими обрывочными? Его скепсис воевал с удовольствием быть в центре внимания, а еще присутствовали десяток личных мыслей.
Помня ярость Ната, я решила осторожно выбирать то, о чем говорю. Если я раскрою его секреты, то стану его врагом навеки. Вместо этого я описала подробно картинку, что он держал передо мной: инструмент для создания музыки с черными и белыми клавишами – он мысленно назвал его спинетом.
Закончив, я открыла глаза.
- Она была права? – спросил Пенебригг у Дипса.
- Более-менее, - Дипс тряхнул кружевными рукавами. – Но разве она не могла просто догадаться? Все знают, что я недавно купил этот спинет. Может, Пенебригг рассказывал ей…
- Нет.
- …или кто-то другой. Но это ничего не доказывает. Даже если эта юная мисс увидела эту мысль в моей голове, толку я в этом не вижу. Вряд ли наши враги будут мило сидеть и думать о чем-то одном, чтобы она смогла прочитать их мысли.
Я пожалела, что не озвучила его личные мысли.
- Вы думали не только о спинете, мистер Дипс, - я заговорила ясным голосом, звенящим, как колокольчик. – Я могу озвучить остальное. У вас есть дневник. Вы записываете его шифром, и в нем вы описываете подробности…
- Эй! Откуда ты знаешь? – перебил меня Дипс. В комнате появился гул любопытства.
- А еще вас раздражает учитель танцев, потому что…
- Хватит!
Я ожидала злость Дипса, но, что странно, он казался потрясенным.
- Вы слышали? – сказал он коллегам. – Она прочитала мои мысли. На самом деле!
- Теперь будь осторожен, Дипс, - сказал один из мужчин. – Больше никаких проституток.
- Ах, но я встретил даму, что затмила остальных, - Дипс низко поклонился мне. – Ваш скромный слуга, Певчая.
После этого многие подались вперед. Половина хотела, чтобы я прочитала их мысли, другая половина хотела поговорить со мной. Радуясь, что я произвела хорошее впечатление, я старалась осторожно рассказывать об их личных мыслях. Но мои самые смелые комментарии радовали их больше всего.
- Вы думаете о здании, которое не существует. Точнее, существует только в ваших мыслях, - сказала я мужчине с соломенными волосами, которого звали Кристофер Линнет. – Собор с куполом, который мог бы вместить весь Лондон. А вокруг него церкви, особняки, арки, и все вы придумали сами. Вам порой хочется, чтобы город сравняли с землей, чтобы вы смогли его отстроить.
- Это наш человек! – крикнул друг.
Господин Линнет покраснел.
- Должен признать, я бы отстроил его по-другому, если бы выдался шанс…
- Тебе нужен хороший пожар, - сказал кто-то другой.
Рассмеялись все, кроме Ната. Он сидел напряженно спиной к стене, источая каждой клеточкой недовольство.
Ему могло не нравиться, что я делаю, но я же выиграла внимание всех людей? И этого не случилось бы, если бы я отказалась озвучить их секреты.
Я посмотрела на сияющий рубин на своих коленях. Проблема Ната была в том, что он был слишком ранимым. Даже Пенебригг назвал его колючим. И это по-доброму.
Я старалась не обращать на него внимания и повернулась к следующему человеку, желающему, чтобы я прочитала его мысли. Исаак Олдвилль. Я закрыла глаза и взяла его за руку.
- Красный. Я вижу все красное. Красная жидкость, красный свет, красные ковры. Если не ошибаюсь, красные портьеры в вашей спальне. Вы так сильно любите красный цвет, что я уверена… да, вы хотели бы мой красный рубин.
Они рассмеялись, и я осмелела и полезла глубже. Долго была лишь тьма, и я подумала, что потеряла связь с Олдвиллем. Но появился свет… и теперь у меня появилось жуткое ощущение, что я смотрела на рубин глазами Олдвилля.
- Вы не можете отвести от него взгляда. Он лежит на столе между нами, всего в футе от вас, ослепляет красотой и силой. Влечение такое сильное, что вы не обращаете внимания на смех людей.
А смех стал громче.