Певерил Пик

— В Дербишир, наверно, на поиски её отца, — ответил герцог. — Она сказала, что хочет прибегнуть к помощи отца вместо вашей опеки, мистер Кристиан. Видно, в доме Чиффинча что-то произошло и она заподозрила, что вы опекаете дочь не так, как хотелось бы отцу.

— Слава богу, — сказал Кристиан, — что она не знает о приезде в Лондон её отца. Они, должно быть, отправились в замок Мартиндейл или в Моултрэсси-Холл; в обоих случаях им от меня не уйти. Я последую за ними и тотчас вернусь в Дербишир. Если она увидится с отцом до того, как эти ошибки будут исправлены, — всё пропало. До свидания, милорд. Боюсь, вы помешали осуществлению нашего плана. Но я вас прощаю; теперь не время для взаимных упреков.

— Ваша правда, мистер Кристиан, — ответил герцог. — Желаю успеха. Не могу ли я помочь вам людьми, лошадьми или деньгами?

— Весьма благодарен, ваша светлость, — сказал Кристиан и поспешно вышел.

Когда затих звук его шагов на лестнице, герцог обернулся к вошедшему Джернингему:

— Victoria! Victoria! Magna est veritas, et praevalebit![85] Если бы я сказал этому негодяю хоть одно слово лжи, он, так хорошо с ней знакомый (ведь вся его жизнь — сплошной обман!), тотчас бы обо всём догадался. Но я сказал правду, и это было единственным средством обмануть его. Victoria! Любезный Джернингем, я больше горжусь тем, что обманул Кристиана, чем если бы мне удалось перехитрить государственного министра.

— Вы слишком высокого мнения о его уме, — заметил Джернингем.

— Во всяком случае, о его хитрости, а ведь она в дворцовых интригах часто торжествует над умом — так рыболовная лодка в Ярмуте может обойти фрегат. Я постараюсь, чтобы он ни в коем случае не вернулся в Лондон до окончания всех этих дел.

Но тут герцогу доложили, что полковник, о котором он спрашивал несколько раз, явился.

— Не встретился он с Кристианом? — торопливо спросил Бакингем.

— Нет, милорд, — ответил слуга, — полковник поднялся по лестнице из старого сада.

— Я так и думал. Сова не любит показываться днём, когда есть чаща, где она может спрятаться, — заметил герцог. — Вон он крадется по узкой и мрачной тропинке, такой же зловещий, как птица, которую так напоминает.

Полковник — его всегда называли только по чину — вошел в комнату. Это был высокий человек, крепкого сложения, уже немолодой; лицо его можно было бы назвать красивым, если бы его не портило мрачное выражение. Когда герцог говорил с ним, он не то из скромности, не то по другой причине не поднимал своих больших серьезных глаз; но, отвечая, он бросал на собеседника проницательный взгляд. Костюм его был очень прост и походил более на костюм пуританина, нежели кавалера. Чёрная шляпа с большими полями, напоминавшая испанское сомбреро, широкий чёрный плащ и длинная шпага делали его похожим на кастильского идальго. Сходство ещё более усиливалось его серьезностью и чопорностью манер.

— А, полковник! — сказал герцог. — Давненько мы не виделись с вами. Как поживаете?

— Как все деятельные люди во времена спокойствия, — ответил полковник. — Я похож на пиратское судно, которое село на мель в заливе и у которого рассохлась и покоробилась вся обшивка.

— Что же, полковник, — сказал герцог, — я не раз пользовался вашей доблестью и, может быть, вновь воспользуюсь ею. Поэтому я позабочусь, чтобы корабль скорее починили и просмолили как следует.

— Вашей светлости угодно предпринять путешествие? — спросил полковник.

— Нет, но надо прервать другое путешествие, — ответил герцог.

— Это только вариация того же мотива. Слушаю вас, милорд, — сказал полковник.

— Да нет, дело-то пустяковое. Вы знаете Неда Кристиана? — спросил герцог.

— Знаю, милорд, — ответил полковник, — мы давно знакомы.

— Он отправляется в Дербишир отыскивать племянницу, которую едва ли там найдет. Его возвращению в Лондон нужно помешать, и в этом я надеюсь на вашу испытанную преданность мне. Поезжайте с ним или ему навстречу, будьте с ним ласковы или нападите на него, словом, делайте с ним что хотите, но не пускайте его в Лондон по крайней мере недели две, а там уж мне будет всё равно, когда он появится.

— За это время, — сказал полковник, — девицу может разыскать любой, кто захочет взять на себя этот труд.

— Вы сами, пожалуй, захотите взять этот труд на себя, полковник, — ответил герцог. — Уверяю вас, что у неё не одна тысяча приданого. Такая жена избавила бы вас от необходимости жить на общественный счет.

— Я продаю мою жизнь и шпагу, милорд, но не торгую честью, — сурово возразил полковник. — Если я женюсь, свадебная постель моя может быть бедна, но она будет честна.

— Стало быть, ваша жена будет у вас единственным честным приобретением, полковник, по крайней мере с тех пор, как я вас знаю, — сказал герцог.

— Ваша светлость можете говорить всё, что вам угодно. Последнее время я занимался главным образом вашими поручениями, и если они были менее честны, чем мне хотелось бы, то заказчик виноват в этом столько же, сколько исполнитель. Но жениться на отставной любовнице… Нет в мире человека (за исключением вашей светлости, ибо я у вас состою на службе), который осмелился бы предложить мне это.