Певерил Пик

— А почему бы мне не остаться таковым, Алиса? — спросил Бриджнорт, поднимая дочь, которая в страстной мольбе упала к его ногам. — Разве тебе известна причина, которая может до такой степени воспламенить мой гнев на этого молодого человека, что рассудок и вера не в состоянии будут его обуздать? Ступай, ступай в свою комнату. Успокойся, научись владеть своими чувствами и дай мне самому поговорить с этим упрямым юношей.

Алиса встала и, опустив глаза, медленно вышла из комнаты. Джулиан провожал её взглядом до тех пор, пока последняя складка её платья не скрылась за дверью, затем взглянул на майора Бриджнорта и тотчас же потупил взор. Майор продолжал молча его рассматривать; лицо его было печально и даже сурово, но в нём не было ни волнения, ни досады. Он указал Джулиану на стул, сам сел и начал следующую речь:

— Молодой человек, мне кажется, вы только что желали узнать, где меня найти. Так по крайней мере я мог заключить из нескольких ваших слов, ибо — хотя это, быть может, и противоречит нынешнему уставу вежливости — я позволил себе подслушать вас минуту-другую, дабы удостовериться, о каком предмете столь молодые люди могут беседовать наедине.

— Надеюсь, сэр, — собравшись с духом, промолвил Джулиан, который понимал всю важность этой минуты, — надеюсь, вы не услышали от меня ничего оскорбительного для джентльмена, который мне незнаком, но которому я обязан глубоким уважением.

— Напротив, — с тою же холодной учтивостью отвечал Бриджнорт, — мне приятно, что вы, если я не ошибаюсь, желаете вести переговоры скорее со мною, нежели с моей дочерью. Я только думаю, что вам следовало с самого начала доверить это дело одному лишь мне.

Джулиан слушал его с величайшим вниманием, но никак не мог понять, серьезно или иронически говорит Бриджнорт. Однако, несмотря на свою неопытность, он был весьма сметлив и решил выведать намерения и узнать нрав человека, с которым беседовал. С этой целью он сказал в тон Бриджнорту, что, не имея чести знать его местопребывание, он пришел осведомиться о нём к его дочери.

— С которой вы только сегодня познакомились? — спросил Бриджнорт. — Так следует понимать ваши слова?

— Напротив, — отвечал Джулиан. — Ваша дочь знает меня много лет, и то, что я хотел сказать, касается её счастья, равно как и моего.

— Значит, я должен понять вас так, как смертные понимают друг друга в этом мире, — сказал Бриджнорт. — Вы связаны с моею дочерью узами любви. Я это знаю давно.

— Вы, мистер Бриджнорт? Вы это знаете давно? — воскликнул Джулиан.

— Да, молодой человек. Вы думали, что я, отец единственной дочери, мог бы оставить Алису Бриджнорт — последний залог любви той, которая ныне причислена к сонму ангелов, — мог бы оставить её в этом уединенном месте, не зная ничего о её земных делах? Я сам, своими глазами видел вас обоих чаще, чем вы можете себе представить, и даже отсутствуя, имел средства продолжать свои наблюдения. Молодой человек, говорят, что такая любовь, как ваша, учит хитрости, но, поверьте, она не в силах перехитрить привязанность овдовевшего отца к его единственному дитяти.

— Если вы так давно осведомлены об этом знакомстве, — сказал Джулиан, сердце которого забилось от радости, — могу ли я надеяться, что оно не вызвало вашего неодобрения?

С минуту помедлив, майор ответил:

— В некоторых отношениях, разумеется, нет. Если бы это было не так, если б я заметил, что ваши посещения становятся опасными для дочери или неприятными для меня, она недолго оставалась бы жить на этом острове и в этом уединенном доме. Но не торопитесь заключить, что все ваши желания могут легко и быстро исполниться.

— Разумеется, я предвижу затруднения, — сказал Джулиан, — но с вашей любезной помощью надеюсь их устранить. Мой отец великодушен, моя мать искренна и снисходительна. Они любили вас прежде, и я уверен, что они полюбят вас опять. Я хотел бы стать посредником между вами: мир и согласие вновь воцарятся в нашей округе, и…

Бриджнорт прервал его с мрачной улыбкой — такой по крайней мере она показалась, промелькнув на лице, исполненном глубокой печали.

— Моя дочь была права, сказав, что вы — мечтатель, строитель воздушных замков, надежды которого несбыточны, как ночные видения. Вы просите у меня руки моей единственной дочери — всего, чем я владею в земной жизни, хоть жизнь эта и ничто по сравнению с вечностью. Вы просите дать вам ключ от единственного источника, из коего я могу ещё надеяться испить глоток живительной влаги; вы хотите стать единственным и полновластным хранителем моего счастья в этом мире; а что вы предлагаете, что можете вы предложить в обмен на жертву, которой вы от меня требуете?

— Я слишком хорошо понимаю, как тяжела для вас такая жертва, — произнес Певерил, смущенный своими поспешными заключениями.