Певец Волги Д. Н. Садовников

При Грозном на Волгу, к подошве холмов,
Точивших соленую воду,
Сошлись поселенцы на выгодный зов,
Почин положили заводу, —

Срубили жилье, окружили стеной,
И скоро возник городок соляной
На дальней границе востока,
Где степь расстилалась широко.

Усолье росло: заезжали купцы,
Рабочие шли на варницы;
Приставлены царские были стрельцы
И пушки глядели в бойницы.

Нередко в долину с соленой водой
Сбегались кочевники дикой ордой,
Скакали по русскому полю,
Людей уводили в неволю.

Кругом еще лес был, да темени гор;
Пониже — селенье и пашня,
А самый высокий венчала бугор
В лесу караульная башня.

Чуть ночью по степи затопает конь,
На ней зажигали сигнальный огонь,
И местные жители знали,
Что надо готовить пищали…

По старым рассказам в Усолье жила
Одна богатырка в то время;
Она от Усолья на степь угнала
Ногайское хищное племя.

Шло время… Седела, теряла глаза
Поселка защита, ногайцев гроза,
Могучая сила сбывала…
Усолье ее забывало.

Смеялась недавно над ней молодежь:
«Куда тебе, бабушка, драться?
На старости лет ты с коня упадешь,
Пора на покой убираться!»

Кто знает, сердилась старуха иль нет;
Но только ни слова усольцам в ответ
На это она не сказала,
Чему подивились не мало.

Покойно и мирно тянулись года
По милости страшной Усолки;
Татарских коней не видать и следа,
Замолкли тревожные толки.

Но горе застало Усолье врасплох;
В осеннюю ночь загорелся сполох,
Не даром такая тревога:
Ногайцев нахлынуло много…

Покинули полчища диких татар
Степей кочевое раздолье;
Потоптаны нивы, и скоро пожар
Осветит родное Усолье!

Из города выслана малая рать
Ногайскую силу в леса отогнать;
А с ней за одно отряжены
И девки, и мужние жены.

Дрались поселенцы… Оружия стук
Взлетал до лесистых верхушек;
Стрелу отпускал туго стянутый лук,
Рубились, палили из пушек.

Кровавая битва была горяча,
А сила росла, как в степи саранча,
И дрогнули наши средь поля:
Ждала их недобрая доля.

Тут стало понятно толпе удальцов,
Кого на бою не хватало…
Усолка в обиде: за несколько слов,
Быть может, все дело пропало!

В былые года у ней сила была;
Не даром она богатыркой слыла,
И сильной и грозной недаром
Была она хищным татарам.

И вот старшины отрядили гонцов;
Должны они были в поселке,
Сказав в извинение несколько слов,
Подмоги просить у Усолки.

Быть может, ее неожиданный вид
Усталые силы людей оживит;
Давно уж ее не видали
С клинком из сверкающей стали.

Приходят гонцы и старухе поклон
С почтеньем отвесили низко:
«Спаси от Ногайца — отступится он
И после не сунется близко!

Прости нам обиду, тряхни стариной;
Все дело теперь за тобою одной…
Родная, забудь свое сердце, —
От нас отгони иноверца!»

Ответ им держала Усолка такой:
«Забыть не могу я обиду,
Ищите себе вы подмоги другой,
На выручку к вам я не выду!

Пришли над старухой смеяться больной?
Что! мало вам места за этой стеной?
Где сабли у вас и пищали?
Иль порохом вы обнищали?»

Тем временем длился отчаянный бой
И стоном стонала дубрава…
Усольцы к стенам отступали гурьбой,
Рубяся и влево и вправо.

Сверкал меж дерев их пищальный огонь;
Валился татарин и пятился конь…
Ногайская темная сила
Усольцев кругом обступила…

Недолго продержится русская рать,
Зато уж отдастся не даром,
Хоть будут тела ее лес устилать
И все истребится пожаром;

Но каждый усолец зараней решил
Сражаться, пока хватит духа и сил;
От бога одна лишь помога:
Их мало, а нехристей много.

Гонцы богатырку просили опять…
В тревоге сидела старуха:
Стал топот татарских коней достигать
Ее, прежде чуткого, уха…

«Прости неразумных, не наша вина…
Нам горькая доля теперь суждена,
Забудь ты обидное слово —
Спаси от татарина злого!»

— «Стара я для боя, — куда воевать
И лезть на кровавую драку!
Пора обо мне позабыть вспоминать,
Как дохлую бросить собаку…

Заржавела сабля, ступилось копье —
В груди улеглось ретивое мое…
У вас молодая есть сила,
А мне уж моя изменила…»

Сердилась Усолка, но слезы людей
Ее победили — смягчилась;
Взыграла вся кровь богатырская в ней,
Вся старая удаль забилась…

«Давайте коня! Где мой конь боевой?
Давно не слыхала его под собой!
Проклятым татарам навстречу
Я кинуся в самую сечу!»

И выведен был застоявшийся конь
С густой серебристою гривой;
Из камня ногой высекал он огонь,
Мотал головою красивой.

Высоко ходила могучая грудь, —
И фыркал скакун, собираяся в путь
На хищные орды Ногая,
Себе седока поджидая.

Выходит Усолка, завидев коня;
Ремень-опояска у стана;
В древко копья ударяют, звеня,
Ножны вдоль ее сарафана.

На стремя ступила привычной ногой;
В одной руке сабля и пика в другой;
И с гиком пустилася лётом
К широко раскрытым воротам.

И по полю конь богатырку понес…
При виде могучего взмаха,
При виде седых и растрепанных кос
Враги ошалели от страха.

«Скачи, без разбора ногами топчи
Проклятую силу степной саранчи!»
В крови накупались досыта
Коня боевого копыта.

К усольцам вернулася прежняя мочь,
Отвага в глазах засверкала,
Рубились, пока не подкралася ночь;
Татар положили не мало.

Везде впереди богатырка была;
От страшных ударов валились тела
Кровавою грудой на груду…
Ногайцы бежали повсюду.

Бежали к горам, и никто их потом
Не видел на этой равнине;
То место же, где был татарский погром,
Все «Сечей» зовется и ныне.

И память о той богатырке жива!
Ее сохранила людская молва…
Так билися в старые годы
За право труда и свободы.