моим "производственным местом", я принимал посильное участие в той работе,
результатом которой является спектакль. Мне это было очень интересно, я
знакомился с тем, как живопись эскиза переходит в большой размер сцены, как
свет освещает и меняет расписанный холст, как бутафорские материалы на сцене
становятся драгоценными и как спектакль, собранный по частям из разных
цехов, от разных мастеров, превращается в нечто единое и цельное. Я делал
это всегда с удовольствием, но самым дорогим для меня стало узнавание и
открытие этого мира зрелищ в его не внешней сценической жизни, а в обычном,
каждодневном рабочем состоянии.
Этот мир оказался необыкновенно увлекательным: душа зрелища как-то
приблизилась и раскрылась, стали понятны механизмы многих тайн, но
очарование осталось. Оно только обернулось более теплой, более интимной
стороной. И это было мне очень интересно, не менее, если не более, чем то,
что я видел из зрительного зала... Надо всячески беречь эту зрелищную
колдовскую притягательность театра, выработанную вековым опытом. Конечно,
театральные декорации, построенные на иллюзии, на имитации реальности, не
кажутся мне ни интересными, ни живыми. Но тот, увы, очень стандартный и
обезличенный тип существующих... в массе оформлений спектаклей мне
представляется таким же бесперспективным. А ведь есть у нас прекрасные
традиции театральной декорации, традиции Головина, Кустодиева, костюмов
Бакста, занавесей Сомова и более близких к нам - Вильямса, Шифрина...
Мне хотелось бы сказать несколько добрых слов в защиту... занавеса.
Театр сейчас почти отменил занавес, свою таинственную границу между сценой и
зрительным залом, заменив ее так же заманчивой для зрителя темной пустотой
сцены. С занавесями из театра уходят в большей мере изобразительность и
образность спектакля, его нарядность и часть его красоты, да и особенная
дополнительная содержательность тоже. Какими великолепными явлениями были
занавеси Врубеля, Сомова! Они и сейчас в эскизах смотрятся настоящими
драгоценностями. Я думаю, что отсутствие такого прекрасного и сильного
средства в спектакле будет временным и театральный занавес во всей силе
опять появится в театре... С каждой новой работой в театре я вновь и вновь
ощущал счастье от прикосновения к этому вечному источнику радости...
Есть еще одна, очень важная тонкость в моих отношениях с театром, -
говорил Пименов, - ведь именно театр давал мне много работы в ту, теперь уже
давнюю пору, когда моя живопись "не шла", когда меня прорабатывали за
"импрессионистичность" и обвиняли в каких-то тысячах несуществующих
формалистических грехов... И вот тогда театр просто помогал мне жить. Но,
кроме того, что это был хлеб мой насущный, это была и моя любовь.
...Так родилась большая и прекрасная сюита Пиме-нова "Таинственный мир
зрелищ". Вот всего лишь один из холстов в этой серии.
"Перед выходом на сцену". Актриса в театральной уборной. Обыкновенная
небольшая комната. Тройное зеркало отражает бледное лицо, высокую прическу,
строгое черное платье. Тишина. Еще минута - и актриса шагнет из этой комнаты
в волшебный мир сцены. Мир, полный тайны, колдовства, счастья, слез и
смеха... Пристально глядят глаза молодой женщины в большое зеркало, руки
покоятся на коленях. О чем думает она?..
Живописцу удалось передать сложное состояние сосредоточенности и
перевоплощения. Того высокого и сложного духовного напряжения, которого
требует искусство. Того чувства самоотдачи, служения людям, которое
свойственно настоящим художникам.
Ренуар говорил: "Нужно бродить и мечтать. Работаешь больше всего тогда,
когда ничего не делаешь. Прежде чем разжечь печь, надо положить в нее дров".
Читая эти мысли художника, ощущаешь весь галльский юмор мастера. Ведь кто,
как не Ренуар, многое повидал, и на его глазах не раз восходили фальшивые
светила и блистали бенгальские огни пустоцветов. Он-то знал цену успехов
таких мастеров, как Мане, Дега или Сезанн... Это был труд, труд и труд...
Умение бродить и мечтать, а главное - работать как рабочий было
чрезвычайно присуще Пименову. В какое бы время вы ни зашли в его мастерскую,
вы наверняка увидели бы на его мольберте новый холст и в нем - всегда
молодую душу мастера.
Георгий Нисский
Летом 1934 года знаменитый французский художник Альбер Марке побывал в
Советском Союзе. Когда его спросили, кто из московских художников ему больше
всех понравился, он ответил: "Я очень полюбил работу молодого Нисского, его
пейзаж "Осень".
Как разглядел Марке в огромном московском калейдоскопе эту картину,
размером чуть больше развернутой школьной тетради?
Очевидно, французского мастера очаровали душевность и необычайно острое
чувство современности, наполнившее это полотно, его взволновало биение
сердца неизвестного ему художника.
...По горячим от солнца рельсам, по пыльным путям узловой станции