Певцы Родины

коллег-живописцев, сколько Кустодиеву.

Футуристы ругали мастера за то, что он никак не может порвать пуповину,

связывающую его с Репиным, я повтому все "оглядывается на передвижников".

Декаденты считали его искусство "безнадежно фотографическим". "Солидные"

критики из большой печати десятых годов называли работы Кустодиева

"лубочными". А в 20-е годы молодые критики, освоившие приемы вульгарной

социологии, повесили на живописца ярлык "последнего певца купеческо-кулапкой

среды".

Кустодиев довольно спокойно относился к подобным выпадам в свой адрес.

Художник работал, невзирая на хулу и брань, хотя читать о себе ежедневно

всякую пакость, наверное, неприятно и досадно. А в двадцатых годах такие

ярлыки, как "певеи купцов", приносили еще и дополнительные неприятности. О

Кустодиеве просто забыли. Как, впрочем, "забыли" Нестерова, В. Васнецова и

других мастеров русской живописи.

Кустодиев мечтал увидеть свои творения в музеях, в Третьяковке, тде они

стали бы достоянием народа. Но их не спешили показывать. Вот любопытный

документ - письмо к художнику в ответ на его запрос о судьбе своих полотен:

"В ответ на Ваше заявление от 16 сего месяца музей художественной

культуры сообщает, что из приобретенных у Вас тов. Штеренбертом двух картин

одна, а именно "Купчиха на балконе", отправлена в Москву в августе 1920 г.,

"Портрет И. Э. Грабаря" находится в настоящее время в музее и не мог быть

выставлен потому, что организованная тов. Альтманом выставка музея имела

целью представить современные течения в искусстве, начиная с импрессионизма

до динамического кубизма включительно".

Очевидно, Кустодиев в то время не попадал в число художников от

"импрессионизма до динамического кубизма включительно". В те горячие дни

кому-то казалось, что, ломая устои русской реалистической школы, можно на ее

обломках построить дорогу в завтрашний день советской живописи.

Надо заметить, что Кустодиев с первых дней революции активным

творчеством поставил себя в ряды художников, принявших Октябрь. Его холсты

"Большевик", "Праздник II Конгресса Коминтерна" и многие другие, написанные

в первые годы Советской власти, сегодня считаются классикой. А его

знаменитый "Большевик" по своей героической приподнятости и великолепной

символике неповторим и, пожалуй, является одним из лучших пластических

воплощений темы революции. Картина, украшающая сегодня экспозицию

Третьяковской галереи, стала одним из самых первых и, пожалуй, самых лучших

полотен, рисующих народ, свершивший Великий Октябрь.

Композиция по своему состоянию как бы продолжает "27 февраля 1917

года". Зима, снег, солнце, синие тени. Но насколько изменилось качество

движения: вместо стихийного порыва "Февраля" - чеканный шаг миллионной толпы

на улицах города. Во главе народа, над домами - рабочий, несущий гигантский

пунцовый стяг, обнимающий весь мир, заполняющий небо. Фигура гиганта как бы

вырастает из массы людей, шаг его огромен, марш непобедим...

Трудно поверить, что холст имеет всего полутораметровую ширину:

настолько монументален и симфо-ничен ритм произведения.

Сегодня трудно переоценить подвиг Кустодиева, создавшего картину в

тяжелом девятнадцатом году, когда страна находилась в кольце блокады, люди

жили в нужде и холоде...

Кустодиев и Шаляпин...

..- Известно, что художник боготворил певца. Шаляпин же называл

Кустодиева "бессмертным". Вот как он писал в книге "Маска и душа" о

художнике: "Всем известна его удивительно яркая Россия, звенящая бубенцами и

масленой. Его балаганы, его купцы Сусловы, его купчихи Пискулины, его

сдобные красавицы, его ухари и молодцы - вообще все его типические русские

фигуры... сообщают зрителю необыкновенное чувство радости. Только

неимоверная любовь к России могла одарить художника такой веселой меткостью

рисунка и такой аппетитной сочностью краски".

Шаляпин, как и Кустодиев, волжанин. Но не только это роднит великих

русских творцов. Их сближают необыкновенная одаренность, мощь таланта и в то

же время поразительная тонкость понимания русского уклада жизни во всех его

проявлениях. Шаляпин отлично чувствовал глубину проникновенности

ку-стодиевского таланта и широту его обобщенных образов.

"Много я знал в жизни интересных, талантливых и хороших людей, -

вспоминает Шаляпин. - Но если я когда-либо видел в человеке действительно

высокий дух, так это в Кустодиеве... Нельзя без волнения думать о величии

нравственной силы, которая жила в этом человеке и которую иначе нельзя

назвать, как героической и доблестной. Когда возник вопрос о том, кто может

создать декорации и костюмы для "Вражьей силы"... решили просить об этом

Кустодиева...

- С удовольствием, с удовольствием, - отвечал Кустодиев. - Я рад, что

могу быть . вам полезным в такой чудной пьесе. С удовольствием сделаю вам

эскизы, займусь костюмами. А пока что, ну-ка, вот попозируйте мне в этой

шубе..."