Певцы Родины

Но я надеюсь, что мой затянувшийся рассказ о красном цвете не заставит

...искать его в каждой моей картине, тем более что в моих таких известных

вещах, как "Оборона Петрограда", "Мать" или "Будущие летчики", он вовсе

отсутствует. Я ведь... говорил не о красной краске, скорее о духе времени,

времени сложного, полного контрастов и борьбы...

...Может быть, моя прямолинейность кого-то и покоробит, может быть, она

придется кому-то не по душе, но я ведь ученик Маяковского во всем том, что

касается ритма, остроты и чувства цвета времени. Владимира Владимировича,

правда, многие недолюбливали за слишком определенную любовь к красному

цвету. Но если говорить по совести, то розовый цвет более подходит к бутону

или хорош в румянце на девичьей щеке, но для окраски характера художника или

поэта, мне думается, он жидковат".

Большая жизнь Дейнеки была наполнена творчеством, работой, многими

хлопотными обязанностями. Но иногда удавалось отдохнуть. Это были дни

поездок, путешествий. К сожалению, они были не часты. Мне посчастливилось

сопровождать художника в этих странствиях, и они оставили неизгладимое

впечатление.

...Валдай. Полдень. Выехав на машине затемно из Москвы в Ленинград, мы

решили сделать привал на поляне березовой рощи.

Тишина. Огромный зеленый мир окружал нас. Много есть красивых мест в

России, но кто хоть раз побывал на Валдае, никогда не забудет нежную

прелесть этого края. Ласковый шелест берез, голос ручьев, пение птиц, шепот

ветра.

В высоком летнем небе неспешно плыли облака. Белоснежные, громадные.

Мир природы, вечной, прекрасной, окружал нас. И в этот миг случилось то,

чего я меньше всего ожидал, хотя знал Александра Александровича четверть

века.

Дейнека начал читать стихи - Пушкина, Тютчева, Блока. На память. Читал

долго, вдохновенно.

- Меня приучил к чтению стихов Маяковский! У него была феноменальная

память. Он знал наизусть "Евгения Онегина", "Полтаву", "Медного всадника",

почти всего Лермонтова, Некрасова, Блока... Когда не писал и не был

чем-нибудь занят, то, гуляя или просто отдыхая, бормотал стихи. Он сочинял

все время. Глядя на него со стороны, человек, его не знающий, мог подумать,

что этот огромный, коротко стриженный дядя не совсем нормален.

- Юность - хорошая пора, - проговорил Дейнека. - Мы в эти годы были

все немножко сумасшедшие. Била ключом энергия. Так хотелось все постичь. Все

понять.

Моя юность - гражданская война. Чего только я не испытал в те буревые

годы!.. Несмотря на голод, разруху, тиф, мы шагали, шагали, шагали...

Вперед, в завтра!

Так в ледяную стужу и в зной я, как и тысячи моих двадцатилетних

сверстников, протопал с боями по полям России под "Левый марш" Маяковского.

Нас провожали в путь и вдохновляли боевые марши, песни. Нас поднимали в бой

"Окна РОСТА" Маяковского. Это было время незабываемое. Помню, как в Курске я

и мои друзья выпускали свои первые "Окна РОСТА", пользуясь стихотворными

подписями Маяковского. Его слова, чеканные, звонкие, заставляли нас

напрягать наши кисти и карандаши, быть более меткими и острыми. Нам пришлось

на ходу переучиваться и забывать провинциальные приемы. Это была большая

школа.

Маяковский был со мною везде. Я носил с собою в кармане гимнастерки

вырезки с его стихами из газет и журналов. Это были затрепанные, засаленные

клочки бумаги. Но я сохранил их и берегу до сих пор с нежностью, как самое

дорогое.

В своей книге "Из моей рабочей практики" Дейнека рассказывал об истории

создания мозаик на станции метро "Площадь Маяковского":

"Есть особая прелесть в начале проектировки, когда еще нет ничего,

кроме белых планшетов, когда, со-гласуя форму с идеей, родятся, растут залы,

становятся в ряд колонны, своды покрываются нержавеющей сталью. Вы мысленно

видите пробегающие поезда, повторенные в зеркальных гранях гранитов и

мраморов. Рождаясь, проект оживает на камнях, синьках, в чертежах, цифрах,

образцах мраморов, марках стали. Увлекательно работать с

архитектором-строителем.

Увлекательно по чертежам, цифрам делать эскизы для куполов, которых еще

нет, набирать мозаику, которую еще некуда подвесить.

За шесть месяцев до открытия метро начались работы над эскизами,

картонами, подборка смальты. Частями эскизы отправлялись в Ленинград в

мозаичную мастерскую.

Мы с архитектором Душкиным спускались в шахту в обычной клети, знакомой

шахтерам. Подземная вода поливала наши спецовки. В шахте стояли пыль,

грохот, но можно было вчерне видеть очертания будущей станции и на глазок

рассчитывать отходы, масштабы, определять силу цвета и пространственный

характер мозаик. В одном мы сошлись с архитекторами - мозаики должны быть

глубинные, над зрителем должно быть уходящее ввысь небо. Мозаикой надо

пробить толщу земли в 40 метров. Пассажир должен забыть про колоссальные

перекрытия, под которыми он находится. Ему должно быть легко и бодро в этом

подземном дворце, по которому проносится, освежая лицо и шевеля волосы,