Певцы Родины

шумно политическую. Отряхнулся, так сказать, от всего светского, объявил

гласно мое сердце навсегда запертым для всех... и равнодушно для окружающего

принялся за свои художественные углубления..."

Но равнодушие и Федотов не могли ужиться вместе, несмотря на его

желание казаться безучастным ко всему живому. И Федотов создает

произведения, которые являются лучшим подтверждением других слов художника:

"Часто добрые ходят по миру в жгучем холоде, в тошном голоде... Совесть

чистая, струнка звонкая и досадная - от всего гудит!"

Федотов видел бесчеловечность, грубость и пошлость окружающей

действительности, он задыхался в душной атмосфере николаевского режима. Все

это со временем привело к рождению художественных образов необычайной силы.

"Анкор, еще анкор!"

Так назвал Федотов свою известную картину. Пожалуй, никто до него в

искусстве так глубоко не проник в мир загнанной в тупик человеческой души.

Зловещая, прокуренная каморка, в которой пьяный офицер гоняет

несчастного пса. Безысходность, царящая здесь, гениально подтверждена

колоритом картины. Горящие краски превращают интерьер в преисподнюю, где в

смертной тоске мечется человеческая душа, не менее несчастная, чем загнанная

собака.

"Игроки"

Произведение, потрясающее по силе разоблачения пустоты и

бессмысленности существования человека-улитки, человека-червя. Как будто в

тине болота извиваются фигуры людей, освещенных фантастическим светом. Пусты

рамы, висящие на стене. Не менее пуст и внутренний мир игроков. Невольно

вспоминаются слова Гоголя: "Ныла душа моя, когда я видел, как много тут же,

среди самой жизни, безответных, мертвых обитателей, страшных недвижным

холодом души своей и бесплодной пустыней сердца..."

Трудно себе представить, как сводил концы с концами Федотов, когда

писал эти полотна. Бедность буквально задавила его. Он пытался заработать

деньги копированием своих картин, но болезнь глаз превратила эту работу в

пытку.

...Лампа угасала. Полосы света то вдруг исчезали совсем, то будто живые

бродили по сырым стенам мастерской. Федотову стало страшно, чувство тоски и

одиночества сдавило его сердце.

"Зачем мои мучения, - вдруг подумал он, - как я похож на моего бедного

пуделя. "Анкор, еще анкор!" - говорит мне судьба, и я, покорный, еще

усердней принимаюсь перепрыгивать очередное препятствие. Как я устал!"

Лампа вспыхнула и погасла. В наступившей темноте, раздался храп верного

слуги Коршунова.

Летний, жаркий день начался обычно. Федотов встал рано, быстро оделся

и, велев Коршунову подождать его, ушел на прогулку.

"Представь себе, моя голубушка Лизочка. - пишет жене друг художника

Бейдеман, - что Федотов сватается за сестру Лизу. Пришел он к нам рано,

обедал у нас, пел, читал свои стихи. "Майор" был весел, интересен. Подсел к

Лизе и сделал предложение. Она была поражена. Он, видя ее замешательство,

говорит: "Вы, барышня, подумайте, поговорите с маменькой, а я подожду".

На семейном совете было решено; "Что там думать, прелестный человек,

отличный художник, поэт, музыкант, да это прелесть".

Вскоре появляется Федотов. Ответ готов: согласны. Жених в восторге,

ухаживает за невестой и умоляет, чтобы вечером было обручение. Счастливый,

он отправляется купить кольца.

И вот часы пробили девять часов. Родственники, близкие друзья,

священник - все в сборе! Проходит час, другой, третий... Жениха нет как нет.

Бьет час ночи.

Откуда было знать бедной невесте, что ее жених еще с утра заказал себе

гроб, затем заехал в несколько домов, где также сделал предложения, а в час

ночи в Царском селе отставной гвардейский капитан Федотов объявил себя...

Христом!

Так начался последний путь художника. Сперва платное лечебное заведение

Лейдендорфа, а затем ввиду бедности академик императорской Академии

художеств Павел Федотов, "страждущий умопомешательством", был перемещен в

больницу Всех Скорбящих.

Иногда Павел Андреевич приходил в себя. Так, по прибытии в больницу он

заполнил "Скорбный листок", где на вопросы об образе жизни и привычках

ответил:

"Постоянно работал... Жизнь воздержанная, даже очень". Сколько лишений,

невзгод и неприкрытой нищеты скрывалось за этими словами!

Известно, что больной порой рисовал, узнавал приходивших к нему друзей.

В одном из воспоминаний рассказывается, как при прощании Федотов прошептал:

"Как меня здесь мучат! Если бы вы могли помочь". Но помочь уже никто не мог.

За два дня до смерти он пришел в себя и, подозвав Коршунова, не

покидавшего его ни на один час, попросил созвать близких друзей. Но злая

судьба и тут поиздевалась над несчастным. Служитель, посланный с письмами,

по дороге зашел в кабак, а затем попал в участок.

Сутки просидел в кресле одинокий художник, дожидаясь друзей, но так и

не дождался. Он умер на руках верного слуги 14(26) ноября 1852 года "от

грудной водяной болезни". Художнику было 37 лет...

За бедным, ничем не покрытым гробом шел рыдающий Коршунов, а рядом с