– Очень интересно. Кто "все", и в чем заключается "херня"? – она намеренно не "оцензурила" вопрос.
– Мужики эти. Особенно главный. Глаза накрасил, как баба.. Пидор какой-то ряженый.
Таня засмеялась.
– Да, – сказала она, – вас к современному искусству нельзя допускать. Разнесете его в пух и прах, ничего не оставите.
Дошли до дома. Прохор, вместо того, чтобы, как вчера, целомудренно пожать руку, неожиданно обнял ее. Таня уперлась кулаками ему в грудь. Из галстука с санта-клаусами донеслась писклявая китайская версия "Джингл Белл".
***
Прохор Вербин своею персоной венчал рабочую династию трактористов: и дед его, и отец занимались тем же. Так что вопрос выбора профессии в семье даже не поднимался.
Наблюдая за отцом и его друзьями, Проша с детства впитал все повадки той среды. Был он немногословен, грубоват и отрывист. Но выпивал не сильно, не так, как было принято.
От матери, учительницы пения, получил он некий душевный романтизм, который, не проявляясь внешне, жил в нем и окрашивал несколько отличными от деревенской среды красками. В душе его теплился огонек изящества, нереализованный, но не погасший. Будучи послан, например, по молодости на рынок петрушкой торговать, надел свой единственный костюм, и галстук. Товар разошелся мгновенно: таких продавцов тут еще не видывали.
Женился Прохор рано и по любви. Жена его, Людмила, работала на почте, принимала телеграммы. Жили после свадьбы с тещей и тестем. Хорошо жили, мирно. Без скандалов.
Вот, скажем, пришел однажды Проша пришел с работы несколько выпивши и лег спать. Но перед этим, по причине жаркой погоды, снял с себя все. Вплоть до самого срамного естества. Ночью захотелось ему испить компоту. Так как интоксикация еще действовала и сил было мало, он просто встал и пошел на кухню. По дороге пересекся с тещей. Как воспитанный человек, сказал: "Здравствуйте, мама", и проследовал дальше. Теща ошарашенно промолчала.
Поутру Прохор высказал Людмиле претензию в том роде, что есть еще у мамули пробелы в воспитании. И с этим надо работать. Не здоровается, мол. А теща, в свою очередь, попросила Люду проследить за мужем, потому как ей, женщине, подобный эпатаж даже нравится, но папа человек грубый. Может не оценить.
И никакого скандала, просто поговорили. Вот что значит истинно интеллигентные люди.
Люда с Прохором любили друг друга сильно. К годовщине свадьбы, пять лет исполнилось, он приготовил для жены серенаду. Организовал все от и до: машину, микрофон, колонки. В запланированное время позвонил супруге: мол, выйди на балкон. Когда Люда вышла, она увидела стоящий посреди дороги грузовик и мужа. И муж спел ей о своей любви.
Весь дом выбежал на балконы. Тетки плакали, мужики смущенно улыбались. И, хотя певцом Прохор был не очень хорошим, прямо скажем, ниже среднего, сердце Люды переполнилось счастьем.
Но какой-то рок висел над Прохором и Людмилой. Когда съехали они от родителей, заимев собственный дом, он через полгода сгорел. Сами спаслись чудом. А еще через год Люда поехала в Воронеж и там попала под машину.
Схоронив жену, он вернулся в отчую избу и жестоко запил. Отец к тому времени уже помер, а мать не могла его остановить. Пил месяца два, потом как отрезало. Встал и начал работать: зло, безостановочно, взахлеб. И женщинами не интересовался. Долго не интересовался. Много лет. Пока не увидел Татьяну.
Встретив ее, Прохор подумал, что она удивительно похожа на Люду. И еще понял, что это его последний шанс на счастливое супружество. С первой минуты понял. Если не она – то никто. Разница в социальной принадлежности ничуть его не смущала. Чего смущаться-то? Баба, она баба и есть. Зато с интеллигентной поговорить можно. Прохор очень это ценил – чтобы поговорить.
***
– …И через неделю он сделал мне предложение, – закончила свой рассказ Татьяна.
– И ты согласилась? – спросил я, так, чтобы что-то спросить.
– И я согласилась, – просто ответила она.
– Потому что надоело быть одной?
– Потому что надоело быть одной.
– И ты не передумаешь?
– А дело не в нем. Не в Прохоре, – Таня посмотрела на меня, быстро, открыто.
– А в чем же?
– А в том, что ты мне солгал. Ты женат. Только не спрашивай меня, откуда я, в век интернета, об этом знаю. И вообще лучше ни о чем не спрашивай. Пойдем, если доел.
В тоне ее не было ни капли обиды или осуждения. Она просто констатировала факт. "Дурак ты дурак, – как бы говорила она мне. А я думала – поумнел".
Я расплатился, и мы вышли на улицу.
И свет померк у меня перед глазами от чудовищного удара в челюсть.
***
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Введение в брехологию
Нынешняя мизансцена представляла собой номер в "Гранд-отеле". Я, побитый и несчастный, лежал на кровати. Татьяна суетилась, готовя лед, чтобы приложить к страдающему месту, а именно – к нижней челюсти. Рядом на стуле сидел мой обидчик и, виновато ерзая, в который раз повторял:
– Слушай, брат, ты извини. Я ж не знал, что ты однокурсник. Тем более из Питера.