Он подошел к Филиппу и усадил его на стул. — Ты парень, я знаю, горячий, — положил он по-отечески руку на плечи Филу, — но будь мужиком! Позавчера умерла твоя сокурсница, Лариса.
Глава двадцать вторая. Рондо
Незнакомец, представившийся Николаем Сергеевичем, беспрепятственно провел Филимона коридорами здания, и они вышли на улицу.
— На чашку кофе не пригласите? — поправил воротник курточки Николай Сергеевич. — Тут ведь до вашего дома рукой подать!
— Милости прошу, — поежился под холодным ветром Филимон, — мне и самому туда хотелось бы попасть, — добавил он, соображая, что бы это все означало, — но у меня нет ключей, а жена может быть еще на работе.
— Ключи от вашей квартиры есть у меня, — весело сообщил Николай
Сергеевич, — а жена ваша, действительно, сегодня вечером танцует в театре, в "Марице". Нам никто не помешает обстоятельно побеседовать, — он приостановился и указал рукой на серую громадину. — Нет, если хотите, мы можем и здесь поговорить!
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Фил, — первое предложение мне как- то ближе.
Они не стали пересекать площадь, а двинулись переулком, по улице Рейтарской, которая выходила к улице Большой Житомирской рядом с домом № 12.
— У вас сегодня был сложный день, — высунул нос из воротника Николай Сергеевич, — поэтому я постараюсь помочь вам понять происходящее.
— Трудно в это поверить, — покачал головой Филимон, — но буду вам очень признателен.
— Ловлю на слове! — поднял палец вверх Николай Сергеевич. — Как вы понимаете: ловить на слове — часть моей профессии! Знаете, это удивительно азартное дело, — увлеченно продолжил он, — ты беседуешь с человеком, он абсолютно уверен в том, что говорит именно то, что хочет сказать, но ты вылавливаешь несколько нужных слов, несколько выражений, акцентируешь на этом особое внимание — и смысл сказанного становится совершенно противоположным! Твой собеседник сразу теряется, впадает в панику — и начинает говорить гораздо откровеннее и честнее.
— Мне нечего от вас скрывать, — развел руками Филимон, — это абсолютная правда.
— Абсолютной правды не бывает, — ласково улыбнулся Николай Сергеевич, — человек всегда пытается скрыть главные мотивы своих поступков и свои тайные желания. Разве что, когда перед смертью исповедуется — и то, боюсь, привирает! — прихлопнул себя по бокам спутник Фила и зашагал побыстрее.
Фил с трудом поспевал за длинноногим ходоком и старался идти чуть сзади, чтобы тому было неудобно разговаривать на ходу.
— Вот видите, как вы хитрите! — повернулся к нему лицом Николай Сергеевич и продолжил двигаться спиной вперед, как заправский футболист:
— Вы сознательно отстаете от меня, чтобы выиграть время и составить себе возможные модели нашего разговора! Я угадал?
— Чего вы хотите от меня? — остановился посреди улицы Филимон. — Почему нужно все так усложнять?
— Вот вы уже и занервничали! — радостно вскинул руки Николай Сергеевич. — Дальше мне нужно будет довести вас до полного бешенства!
Он подхватил Филимона под руку, и они зашагали нормальным шагом:
— На самом деле, уважаемый Филимон, я просто хочу, чтобы вы поняли, что каждый из нас — профессионал в своем деле, и относились ко мне не как к офицеру службы безопасности, а как к коллеге по самой сложной в мире работе — по работе с людьми. Поверьте мне, что когда вы ставите спектакль, то выворачиваете наизнанку сознание ваших актеров похлеще моего. Психология — это и ваш и мой инструмент, не правда ли?
Они подошли к перекрестку и щелнули по носу стального постового. Тот миролюбиво поднял руку, остановил поток автомобилей, и они пересекли Большую Житомирскую.
В теплом парадном они расстегнули пуговицы курток, и Николай Сергеевич выудил из бокового кармана ключи от квартиры Филимона:
— Я надеюсь, вы понимаете, что когда нам нужно попасть в квартиру к человеку, за которым мы наблюдаем, то удобнее не спрашивать у него разрешения.
— И как давно вы уделяете мне столь пристальное внимание? — отворил двери собственного жилья Филимон.
— Как и за всеми, с первого вашего шага по украинской земле! — гордо произнес Николай Сергеевич и повесил куртку в нужное место, словно у себя дома. — Но особенно внимательно мы стали относиться к вам после того, как поняли, что вас балуют своим вниманием господа Розенкрейцеры! Карта — где лежит? — самым обыкновенным тоном поинтересовался он.
— Должна быть на книжной полке, — столь же обыденно ответил Филимон и поставил чайник на плиту.