[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

— Шестнадцатое июня 1972 года, — прогнусавил компью-ассистент, и тут же на экране появилась до боли знакомая рожа Давида.

— Никаких чудес на сегодня, — сделал он успокоительный жест, — нам просто удалось отыскать кое-что в архивах одного интересного ведомства, и мы попробовали провести эмоциональную идентификацию. Если вы ощутили нечто взволновавшее вас, либо испугавшее, либо вызвавшее другие чувства или ощущения — зафиксируйте это как можно подробнее. Что вы почувствовали, услышав голос этой женщины?

Нужно было собраться и не выдать себя ни в коем случае. Фил совершенно равнодушно пожал плечами и буркнул:

— Ничего я не почувствовал.

— Только не нужно нас дурить! — взъерошился Давид. — Если вы не будете со мной откровенны, то на нашу помощь — не рассчитывайте!

Он исчез с экрана, а Филимон быстро занёс в записную книжку абракадабру адреса и, для проверки, кликнул на причудливую вязь незнакомых букв.

Компьютер задумался на неприлично долгое время, на дисплее промелькнуло несколько сообщений на киррилице, но затем умная машина преодолела некоторую растерянность, выудила из информационных лабиринтов адрес почти вековой давности и самостоятельно приняла решение продолжать сообщение в голосовом режиме.

— Семнадцатое июня 1972 года, — доложил скрипучий баритон машины и сменился голосом женщины.

— Вновь к тебе. Всеми путями, хоть и бесполезными, но дающими надежду. Раньше я не понимала, как это — быть везде и всюду с чьим-то образом. Теперь судьба разложила передо мной этот пасьянс. Вернулась сейчас с дежурства. Наших ребят было мало. Одного пьяного отвели домой, где его не хотела принимать маленькая старушка. Около «Гастронома» наблюдала припадок эпилепсии у худого мужчины с искаженным гримасой ртом. Минут двадцать, пока не приехала «скорая», никто не мог понять, что с ним происходит. Каждый, из собравшейся вокруг толпы, давал умные советы, ни к чему не обязывающие и ничего не меняющие. Между двумя зрителями даже завязалась драка. Один из них стоял у изголовья страждущего, другой, слегка пьяный, с одутловатым лицом, обвисшими губами и выпученными глазами бил себя в грудь и уверял всех, что он врач, грубо налезая на корчившегося в муках. Толпа с удовольствием вышвырнула пьяного подальше и вернулась к созерцанию больного: кто с состраданием, кто с удивлением и непониманием, кто просто с любопытством. Несчастного, вскоре, слава Богу, забрала случайно проезжавшая мимо карета «Скорой помощи». А ты так и сопровождал меня всю ночь.

Женский голос умолк, а электронный интеллект поинтересовался, на всякий случай:

— Продолжать? Пауза? В архив?

— Пауза! — поспешил отдать нужную команду Фил, и экран погас.

Мысли в голове у Фила не хотели выстраиваться в стройную систему, они двигались с разной скоростью, в разных направлениях, обгоняли друг друга, словно утренняя толпа вылизанных до блеска «yippy» на углу сорок второй улицы и пятой авеню.

Он решительно ничего не понимал.

Во-первых, было безумно тоскливо на душе: совершенно один в чужом городе, в чужой стране, на другом континенте. Во-вторых, эти странные, непонятные события: некая чужая воля вовлекала его в водоворот ощущений, образов, голосов; он чувствовал их присутствие почти физически, словно кто-то тянул его за руки в разные стороны, усаживался на колени, обнимал, тискал, целовал и гладил по лицу.

Даже в одиночестве он не принадлежал сам себе.

Фил взглянул на часы и отметил про себя, что в Нью-Йорке только три часа ночи. Он перевёл стрелки на семь часов вперёд, но внутренние часы обмануть было сложнее. Голова гудела, глаза слипались, не хотелось ни думать, ни переживать.

Сбросив с себя одежду прямо посреди номера, Филимон быстро принял спасительный душ и почувствовал огромное облегчение — горячие струи воды словно напугали и отогнали от него чью-то бурлящую энергию. Непривычно большая и воздушная подушка обволокла его голову со всех сторон, и он провалился в беспросветную тьму. Теплый ватный омут.

Теплый ватный омут.

Только лёгкое прикосновение холодного пальца к кончику носа.

— Пи-ип! Хозяин дома? — палец сестры еще раз надавил на нос, а затем Филька почувствовал, что уже и его уши в её руках.

— Гармонь готова? — продолжала свою игру юная садистка. — Можно поиграть?

Филя никогда не успевал проснуться, открыть глаза и возразить, — вот и в этот раз сестра стала дёргать его за уши и напевать идиотскую песенку:

— Трам — та-ра-ра, трам- та-ра-ра, утро пришло, умываться пора!

В принципе, Верка ему нравилась.

О том, что у него есть старшая сестра, Филя узнал уже в Киеве. Он не стал выспрашивать у мамы и папы — что да почему, — а просто обрадовался тому, что теперь он никогда не оставался в одиночестве. Верка была на восемь лет старше и обращалась с ним как с большой игрушкой, подаренной ей ко дню рождения. Тем более, что так и было — несмотря на разницу в восемь лет, день рождения у них оказался в один и тот же день, 17 ноября.