Пьянея звуком голоса, похожего на твой…

Экзаменационная сессия была на носу, и анонимка получила ход, потому и оказался Кабулов у секретаря горкома партии по идеологии, женщины крутой, властной. Она, словно не зная, что Кабулов томился в приемной минут сорок, приняла его поначалу любезно. Видимо, не располагая временем, она без особого вступления спросила, правда ли, что Кабулов сторонник приема на отдельные факультеты в основном юношей, и правда ли, что он выступил чуть ли не с программным заявлением по этому поводу перед членами комиссии.

Получив утвердительный ответ, она поначалу растерялась, но тут же взяла себя в руки и выстрелила:

― А как же, дорогой, женский вопрос?

— Какой? ― переспросил Кабулов.

― Такой. Что женщина должна пользоваться равными правами и все шире обязана вторгаться во все области, которые прежде считались мужскими. Не забывайте, какое у нас государство.

— Спасибо, помню,― ответил Кабулов неожиданно резко, потому что подобного тона он не выносил.― Позвольте возразить, что такого вопроса у нас не существует уже лет тридцать, а уж коли так подходить, скорее, нужно говорить о мужском вопросе. Не вы ли в этом году на торжественном собрании городского актива в честь Восьмого марта упомянули с гордостью, что пятьдесят девять процентов дипломов в стране ― у женщин. Так что с женским вопросом все ясно. Но вот технический прогресс, от которого все многого ждут, не может сегодня рассчитывать на женский уровень работы в отдельных отраслях производства. Я сужу по строительству, где в моей компетентности, надеюсь, вы не сомневаетесь. И если прекрасные абитуриентки в детстве играли в песочек и строили дома, это еще не повод для поступления в политехнический…

В общем, поговорили. На шум даже вбегала секретарша.

И теперь Кабулов знал, что если на дамбе будут претензии к «Строймеханизации», то равнодушно к этому в горкоме не отнесутся.

«Смотри ты, сколько лет прошло, а вспомнили про Муновар»,― подумал он чуть ли не вслух. Машина стремительно неслась по шоссе, стрелка металась далеко за цифрой «120», в приспущенные стекла со свистом врывался ветер. Да и Ренату, тихонько насвистывающему какую-то мелодию, было не до размышлений Кабулова. Отчего же не вспомнить. Последние годы ее фамилия не сходит с афиш, хоть в столице, хоть в областях. Он и сам не раз видел из машины густо обклеенные ее портретами заборы. А как была хищницей, так и осталась, разве что выбилась в первые. Он не следил за ее жизнью, но знал, что Муновар ― самая высокооплачиваемая танцовщица на свадьбах. В свадебный сезон (а в Узбекистане он начинается после хлопковой страды) она не меньше Кабулова разъезжала по республике, и не раз пересекались их пути в разных городах. Благо, для этих поездок у нее есть машина и муж ― шофер и антрепренер одновременно.

Однажды в Карши (куда добралась!) Кабулов столкнулся с ним лицом к лицу на заправочной станции. Молодой, с заплывшими, жирными глазками, в дорогом мятом костюме, мужчина, служивший при собственной жене, не вызвал у Кабулова и капли ревности, хотя у «Волги» редкой перламутровой раскраски крутилась красивая, богато одетая женщина, уже приметившая его и желавшая попасться ему на глаза. Но Кабулов, даже если бы и глядел в упор, все равно видел бы страстно извивающуюся в танце женщину с холодными, расчетливыми глазами, цепко выхватывающими из одноликой, потной толпы на свадьбе толстосума, чтобы задержаться около него, заставив его раскошелиться на крупную купюру. Или же он видел ее в комнате, сидящей рядом с туго набитой наволочкой, куда муж торопливо накидал за ширмой деньги, что совали ей под тюбетейку; она раскладывала по стопкам замусоленные рубли, тут же прикидывая, не прогадала ли с этой свадьбой?

Но она прогадывала редко, разве что с первым замужеством, когда какой-то заштатный механик Кабулов отказался от такой жизни: крути баранку да считай денежки.

Странно, дорога, всегда дававшая ответ на все мучившие вопросы, на этот раз не помогала. Все пятьсот километров от Ташкента до Карши мысли управляющего не могли сосредоточиться на дамбе, ради которой и была затеяна поездка; хотелось, не отвлекаясь на звонки и на посетителей, выработать четкую позицию, потому что заказчик ― крупнейший в республике Заркентский медно-обогатительный комбинат ― подал в Госарбитраж жалобу на строителей и на проектировщиков. Из Ленинграда уже прибыла комиссия института, проектировавшего дамбу.

Дамба вставала в памяти утренней прохладой предгорий и полуденным зноем, вереницей тяжелых КамАЗов и рядами мощных скреперов. Или виделась она ему с вертолета, когда он показывал журналистам из Ташкента, какие гигантские хранилища отходов будут у медно-обогатительного комбината. С земли трудно было представить весь размах работ, потому и прибег он к помощи вертолета. Масштабы! Масштабы! У него в кабинете висела двухметровая фотография, подаренная фотокорреспондентами, где мощные машины, словно мураши, копошились на огромной строительной площадке.