Пианистка

– Хорошо.

Зина проводила докторшу в прихожую, дождалась, пока та оденется, и закрыла за ней дверь. Затем вскипятила чайник, напоила Илюшу, дала ему аспирин, уложила, укрыла одеялом.

Внимательно рассмотрела рецептурный бланк – завтра утром надо будет сбегать в аптеку, купить то, что прописала Людмила Сергеевна.

Она поймала себя на том, что машинально поглядывает на телефон, ожидая, что тот зазвонит с минуты на минуту. Но он не звонил.

Назавтра Зина купила лекарство – оно оказалось вовсе не дорогим и свободно продавалось в ближайшей аптеке. Илюша принял его, и к вечеру кашель заметно утих. Спала и температура.

Зина сидела в комнате, наблюдала, как сын, опершись на подушку, смотрит в кровати мультики, и думала, во что же она влипла.

Еще через день снова пришла Людмила Сергеевна. Мальчик к этому времени почти поправился, жара у него больше не было, кашель прошел, сыпь поблекла и приобрела коричневый оттенок.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала врачиха, тщательно осмотрев его, – я же говорила, корь. Теперь пусть посидит дома дней десять, берегите его от переохлаждения, и хорошо бы сделать анализы.

Она попрощалась и ушла. Об оплате Зина больше разговор не заводила.

На следующей неделе она, не закрыв больничный, вышла на работу.

Первым, кого Зина увидела, войдя в школьный холл, был Денис.

– Как твой сын? Поправился?

– Поправился. – Она хотела было пройти мимо, но парень загородил ей дорогу.

– Хорошая врачиха, правда? – Он снова жевал свою жвачку.

Зине показалось, что за прошедшее время угрей на его щеках прибавилось.

– Хорошая, – спокойно сказала она. – Ты передай своему отцу – я вам должна и расплачусь. Постепенно, с зарплаты.

– Зачем? – Денис удивленно пожал плечами. – Ему по барабану. А я тебе штуку дам на лечение сына, хочешь? Ну хочешь? – Он попытался заглянуть ей в лицо.

– Нет. Послушай, – она слегка коснулась его рукава, – я тебе очень благодарна. Ты меня выручил, спасибо. Но давай на этом закончим. Пожалуйста, прошу тебя!

На лице Дениса отразилось глубокое разочарование, оно стало обиженным и совершенно детским.

– Но я же это… – Он сплюнул жвачку себе под ноги и опустил глаза. – Как его… Я же просто… помочь хочу. Чтоб сын твой… чтобы ты не плакала…

Зина почувствовала, как что-то внутри нее дрогнуло, сломалось. Она больше не могла, как прежде, ненавидеть его, презирать.

– Тебе-то что, плачу я или смеюсь? – устало проговорила она.

– Как – что? Я ж тебя типа… это… люблю. – Проговорив эти слова, Денис вдруг круто развернулся и скрылся в раздевалке.

Весь день Зина провела будто в тумане: что-то говорила ученикам, проигрывала им отрывки произведений, писала в дневник задание – и все это машинально, на автопилоте.

В шесть часов, закончив последний урок, она выглянула в коридор. Денис сидел на подоконнике, сосредоточенно отковыривая кусок краски от оконной рамы. Вся его поза выражала крайнюю степень безнадежности в удивительном сочетании с упрямством.

Зина вернулась в класс, взяла пальто, сумочку. Вышла, заперла дверь и решительно произнесла:

– Пошли.

– Куда?

– Проводишь меня. Заодно познакомишься с Илюшкой – пусть увидит, кто ему помог.

По тому, как просияло лицо Дениса, с какой поспешностью он спрыгнул с подоконника, Зина поняла, что сегодняшний вечер предрешен.

Но ей было уже все равно: она вдруг совершенно ясно осознала, что во всем мире у нее сейчас нет никого ближе этого угловатого, некрасивого и косноязычного подростка…

– …Вот так и живем. – Зина усмехнулась и кинула в урну очередной, уже третий по счету, окурок. Посмотрела на изумленную Карину и покачала головой:

– Осуждаешь, стало быть.

– Нет, что ты. Но просто… как-то… он ведь школьник!

– Ну, школьником ему осталось быть недолго, пару месяцев. А потом папаня его в институт пристроит – вот, глядишь, и студентом станет.

– И тебе нравится все это?

Зина задумалась на секунду, затем кивнула и вызывающе произнесла:

– Нравится. Знаешь, сколько раз пыталась с мужиками договориться по-человечески, сколько их у меня в доме перебывало – никому я толком всерьез нужна не была. Про Илюшку и говорить не приходится. А Дениска – он другой. Знаешь, как с ним играет, подарки таскает каждый день – то сладости, то игрушки. Меня вон одел-обул, правда, на свой вкус. – Она с усмешкой кивнула на свои сапожки, напоминающие Апеннинский полуостров. – Мы для него – главное в жизни. По крайней мере, пока, на данном этапе. И предки его в восторге, спят и видят, чтобы я продолжала в том же духе. Да ладно все обо мне. – Зина вынула из сумочки помаду и зеркальце, тщательно подвела губы. – Ты-то как? Что в школе новенького слышно?

– Я ушла оттуда, – сказала Карина, – три месяца назад.

– Правда? – рассеянно проговорила Зина, и Карина ясно увидела, что та не стремится к продолжению разговора.

Как бы в подтверждении ее догадки, Зина нетерпеливо переступила с ноги на ногу и, высунувшись за стеклянную стенку остановки, глянула на двери универмага.

– Ты куда-то спешишь? – спросила Карина.

– Я? Да нет. Видишь, вон там, – Зина махнула рукой в сторону стоянки, – тачка, зеленая такая?

– Иномарка?