— Массимо также были застрахованы. Твоя мама попросила это тебе передать. Она сообщила, что за яичницей с беконом они решили, что так будет честно. Ты согласен?
— Ну… его дом был чертовски большим, больше нашей лачуги.
— Допустим, что в его страховом полисе эта разница обозначена, — сказал Энди и поднялся. — Думаю, какое-то слушание все равно состоится, но сейчас ты можешь идти.
Алден поблагодарил. И ушел, пока они не передумали.
Энди и Ардель сидели в комнате для допросов и смотрели друг на друга. В конце концов, Ардель заговорила:
— А где была миссис Маккозланд, когда начался пожар?
— Пока Массимо не пригласил ее на яйца-пашот с омаром и жареным картофелем в «Лаки», она была прямо здесь, в участке, — ответил Энди. — Ждала, отправят ее мальчика в тюрьму, или арестуют до судебного заседания. Надеялась выкупить его в случае с арестом. Эллис сказал, что, когда они с Массимо ушли, он обнимал ее за талию. Видимо, у него длинные руки, потому что талия у нее необъятная.
— А кто же, по-твоему, поджег хижину Маккозландов?
— Мы этого никогда не узнаем, но если ты хочешь услышать мое мнение, то это сделали сыновья Массимо, еще до рассвета. Положили свои неиспользованные фейерверки возле печи или же просто на нее, а потом подбросили в ту печку дров, и она сильно разгорелась. Очень похоже на бомбу замедленного действия, если подумать.
— Черт побери.
— Вот какие можно сделать из этого выводы: когда пьяницы фейерверки запускают — это плохо, а когда рука руку моет — это хорошо.
Ардель подумала над этим, а потом вытянула губы трубочкой и просвистела мелодию из пяти нот из
Неплохо, — сказал Энди. — А на трубе сыграешь?