О, были неспроста шторма со мной любезны!
Как пробка легкая, плясал я десять дней
Над гекатомбою беснующейся бездны,
Забыв о глупости береговых огней.
Как сорванный дичок ребенку в детстве, сладок
Волны зеленый вал – скорлупке корабля, —
С меня блевоту смой и синих вин осадок,
Без якоря оставь меня и без руля!
И стал купаться я в светящемся настое,
В поэзии волны, – я жрал, упрям и груб,
Зеленую лазурь, где, как бревно сплавное,
Задумчиво плывет скитающийся труп.
Где, синеву бурлить внезапно приневоля,
В бреду и ритме дня сменяются цвета —
Мощнее ваших арф, всесильней алкоголя
Бродилища любви рыжеет горькота.
Я ведал небеса в разрывах грозных пятен,
Тайфун, и водоверть, и молнии разбег,
Зарю, взметенную, как стаи с голубятен,
И то, что никому не явлено вовек.
На солнца алый диск, грузнеющий, но пылкий,
Текла лиловая, мистическая ржа,
И вечные валы топорщили закрылки,
Как мины древние, от ужаса дрожа.
В снегах и зелени ночных видений сложных
Я вымечтал глаза, лобзавшие волну,
Круговращение субстанций невозможных,
Поющих фосфоров то синь, то желтизну.
Я много дней следил – и море мне открыло,
Как волн безумный хлев на скалы щерит пасть, —
Мне не сказал никто, что Океаньи рыла
К Марииным стопам должны покорно пасть.
Я, видите ли, мчал к незнаемым Флоридам,
Где рысь, как человек, ярит среди цветов
Зрачки, – где радуги летят, подобны видом
Натянутым вожжам для водяных гуртов.
В болотных зарослях, меж тростниковых вершей,
Я видел, как в тиши погоды штилевой
Всей тушею гниет Левиафан умерший,
А дали рушатся в чудовищный сувой.
И льды, и жемчуг волн; закат, подобный крови;
Затоны мерзкие, где берега круты
И где констрикторы, обглоданы клоповьей
Ордой, летят с дерев, смердя до черноты.
Я последить бы дал детишкам за макрелью
И рыбкой золотой, поющей в глубине;
Цветущая волна была мне колыбелью,
А невозможный ветр сулил воскрылья мне.
С болтанкой бортовой сливались отголоски
Морей, от тропиков простертых к полюсам;
Цветок, взойдя из волн, ко мне тянул присоски,
И на колени я по-женски падал сам…
Почти что остров, я изгажен был поклажей
Базара птичьего, делящего жратву, —
И раком проползал среди подгнивших тяжей
Утопленник во мне поспать, пока плыву.
И вот – я пьян водой, я, отданный просторам,
Где даже птиц лишен зияющий эфир, —
Каркас разбитый мой без пользы мониторам,
И не возьмут меня ганзейцы на буксир.
Я, вздымленный в туман, в лиловые завесы,
Пробивший небосвод краснокирпичный, чьи
Парнасские для всех видны деликатесы —
Сопля голубизны и солнца лишаи;
Доска безумная, – светясь, как скат глубинный,
Эскорт морских коньков влекущий за собой,
Я мчал, – пока Июль тяжелою дубиной
Воронки прошибал во сфере голубой.
За тридцать миль морских я слышал рев Мальстрима,
И гонный Бегемот ничтожил тишину, —
Я, ткальщик синевы, безбрежной, недвижимой,
Скорблю, когда причал Европы вспомяну!
Меж звездных островов блуждал я, дикий странник.
В безумии Небес тропу определив, —
Не в этой ли ночи ты спишь, самоизгнанник,
Средь златоперых птиц, Грядущих Сил прилив?
Но – я исплакался! Невыносимы зори,
Мне солнце шлет тоску, луна сулит беду;
Острейшая любовь нещадно множит горе.
Ломайся, ветхий киль, – и я ко дну пойду.
Европу вижу я лишь лужей захолустной,
Где отражаются под вечер облака
И над которою стоит ребенок грустный,
Пуская лодочку, кто хрупче мотылька.
Нет силы у меня, в морях вкусив азарта,
Скитаться и купцам собой являть укор, —
И больше не могу смотреть на спесь штандарта,
И не хочу встречать понтона жуткий взор!
Последние стихотворения
Воспоминание
I
Прозрачность вод, как соль слезинок в колыбели,
Стремленье женских тел к полуденному зною,
Лилеи чистые, хоругви под стеною,
Где девственницы кров себе найти сумели;
Налеты ангелов; – нет… золотые токи
И тяжесть темных рук, что травный дух впитали;
Над нею, сумрачной, лазурь небесной дали
И тень, которую отбросил холм высокий.
II
О, блестки пузырьков и влажный кафель пола!
Поблекшим златом вод захлестнутое ложе.
Девичьи платьица, что цветом с цвелью схожи,
Как ивы, в чьей листве пичуг отряд веселый.
Как веко желтое, блистательней дуката,
Кувшинку верности раскрыла ты, Супруга!
На тусклом зеркале страдаешь от недуга —
Ревнуешь к солнцу ты – недолго до заката.
III
С отменной выправкой мадам идет по лугу,
По зонтичным она плывет, сминая травы,
И держит зонтик свой; повадки величавы;
А дети на траве, поближе сев друг к другу,
Читают красный том в сафьяне. Горе бедной!
Как сонмы ангелов оставив на распутье,
Он за горой исчез. Она в душевной смуте
Бежит, холодная, за канувшим бесследно.
IV
О, травы чистые, скорбя, вы приуныли!
Сокровище луны апрельской! Одр священный
В заречной хижине, покинутой, блаженной
В тот вечер августа, что веет духом гнили.
Пусть плачет под мостом она! Здесь воздух жаркий,
И дышат тополя, что ветра ждут у хляби,
А скатерть серая без отсветов, без ряби,
Землечерпальщик-дед на неподвижной барке.
V
Я как игрушка вод немых, не в силах боле…
О неподвижный челн! как, руки, коротки вы,
Ни желтый не сорвать, ни тот цветок красивый,
Что в пепельной воде манит меня, как в поле.