Пиар по-старорусски

– Ты чего вытворяешь? – изумился Филипп.

– Молчи, Филя, я камлать начинаю. Мешать будешь – умрёшь.

Испуганный Филя замолчал и больше Песца не тревожил. А тот между тем продолжал бродить по кругу, всё убыстряя темп.

– Плохо у тебя камлать, Филя, – бормотал Песец, – вход в нижний мир нужен. Лучше всего – яма большая. В тереме плохо, ямы нету. Но я сильно постараюсь.

– Яма-то тебе зачем, нехристь?

– Как зачем? В нижний мир дорогу делать. Чем глубже яма – тем легче в нижний мир попасть. Только всё равно не каждый может. А я могу, – погордился Хитрый Песец, – даже у вас, в Новограде. Хотя у вас не тундра. В тундре легче.

– Где же ты в тундре ямы видел? – удивился Филипп. – Там у вас одни болота. Если и появится яма – сразу водой зальётся. И опять будет болото. Или озеро.

Хитрый Песец прищурил на Филиппа и без того узкие глазки:

– Э-э-э-э! Совсем тундру не знаешь. Сам-то был там?

– Бывал, – сказал Филипп, – по молодости раз десять ходил – ясак с вас, басурман, брал. Мерзкое место. Слякоть, мох, болота. И гнус – не приведи господь! Мелкий, аж под кожу влезет. А чуть из тундры в лес войдёшь – наоборот, здоровенные комары. Как воробьи. Так эти мало того, что кусаются – волдыри от них как пятиалтынные монеты. Они, если замешкаешься, толпой навалятся, с ног собьют и до смерти запинают. Ха-ха-ха!!!

Филипп захохотал, довольный своей шуткой. Песец подобострастно захихикал, давая понять, что оценил Филин юмор.

На столе лежали все снадобья для колдовства. Песец взял одну из двух кружек с розовым маслом, которое приготовили взамен помёта молодого оленёнка, которого два месяца трын-травой кормили, и выплеснул на угли. Раздалось шипение, вспыхнуло красноватое пламя, и комнату наполнило благоухание. «Хорошо, что масло взяли вместо какашек, – подумал Филипп, – представляю, какая бы сейчас здесь вонь стояла».

Песец вдохнул пары масла и что-то закричал. Что-то непонятное, но, без сомнения, очень страшное и волшебное. После этого он стал бегать по кругу, пританцовывая и произнося какие-то заклятия на волшебном языке. Глаза его постепенно потеряли осмысленное выражение, зрачки расширились и заняли то место, где раньше была радужная оболочка. От этого взгляд шамана стал каким-то неестественным. Как будто он надел страшную маску сказочного чудовища – не человека и не животного. Внезапно он повернул к Филиппу своё раскрасневшееся лицо и, тряся остатками волос, громко сказал, вперив в него страшный и притягательный взгляд:

– Пошли со мной, Филя. Одному мне не пройти, силы ты у меня отнял. Теперь сам помогать будешь.

Филипп поднялся как будто против своей воли и встал в круг к шаману. Он был словно цыплёнок перед удавом, совсем безволен и беспомощен. Теперь они ходили по кругу вдвоём, одинаково пританцовывая и даже вроде произнося одинаковые слова. Песец бросил в огонь пучок мха, тот вспыхнул, как сарацинский лён, и тут же угас. Дров в очаг больше не подкидывали, но он каким-то непостижимым образом продолжал гореть. Песец поочерёдно бросил в волшебный огонь кусок копчёного сала, бобровую струю – маленький тёмный комочек, похожий на воск, одну из трёх волосинок Лушки-замарашки и в завершение – щепотку толчёного изумруда, который при измельчении утратил свой красивый зелёный цвет и стал похож на невзрачный серо-бурый порошок. Пламя плясало, пело и, казалось, радовалось каждому подношению.

– Вижу, вижу вход, – кричал Песец, – Филя, иди за мной.

В центре комнаты воздух сгустился, потемнел, появился небольшой смерч.

– Пошли, Филя, пошли, – забормотал Песец, – пока вход не закрылся.

Филипп зябко поёжился, оцепенение немного отпустило его:

– Да-а-а. А обратно как? Вдруг он не откроется – так там навечно и оставаться?

– Вернёмся обратно, не бойся. Людям в нижнем мире делать нечего, чужой он для них. Да пошли, пока не поздно, едрить твою через коромысло!!!

Песец тщательно запоминал самые замысловатые новоградские ругательства и применял их где ни попадя.

Взбешённый от того, что Филипп медлит, Песец схватил его за рубаху и силой втащил в центр смерча. Филипп не сопротивлялся. От необычности увиденного он снова растерялся и оцепенел, поэтому тщедушному шаману удалось сделать это легко… Что-то щёлкнуло, свет на мгновение померк, а когда снова стало светло, Филипп увидел, что они уже не в тереме, а в какой-то незнакомой местности. Редколесье, небольшое болотце, кустарник. Речка небольшая бежит. На земле – цветочки беленькие и жёлтенькие. Незнакомые птички чирикают, в лесу – кукушка начала было кому-то года отсчитывать, да, споткнувшись, замолкла на половинке «ку». «Не по мне ли счёт, – испуганно подумал Филипп, – чур меня, Господи Исусе, не дай пропасть рабу твоему». Он сначала перекрестился, а потом на всякий случай сложил за спиной кукиш.

Песец между тем, наскоро осмотревшись, нашёл тропинку, которая вела куда-то в глубь редкого леса.

– Пошли, Филя. Потом кукушку считать будешь. Не про тебя она.

«Вот же чёртов шаман, – подумал Филипп, – мысли читает, что ли?»

Песец только громко рассмеялся.