Пять абсолютных незнакомцев

– О чем она? – спрашивает Харпер.

– Не твое дело.

– А похоже, что наше, – возражает Джош.

Над нашими головами проносится стон. Мы замираем, глядя вверх. Там лишь заросшие деревьями горы и снег. И этот ужасный, бесконечный скрежет, который пробирается мне под кожу. Все глубже и глубже. Что-то трещит. Как удар грома: оглушительный хруст, от которого содрогаются внутри кости.

Я ничего не вижу. Не вижу, что происходит.

– Берегись!

Джош отдергивает меня назад, но это и не нужно. Дерево падает как в замедленной съемке. Ствол приземляется поперек дороги с оглушительным шумом. Ветви цепляются за склон на другой стороне дороги. Древесина разламывается, кора рвется, и верхушка дерева падает на асфальт.

А потом наступает тишина.

Двадцать пять

Мы спешим обратно в машину и валимся на сиденья трясущейся кучкой страха и усталости. Двигатель гудит; из вентиляционных отверстий дует теплый воздух, но мы не можем ехать вперед. Там лежит упавшее дерево. Придется возвращаться.

Я словно парю над собственным телом, вылетев из машины. С высоты мне кажется, что над нами ставят опыт… ну, вроде того, о котором Джош рассказывал в самом начале поездки. Будто весь этот кошмар – плод нашего коллективного воображения. Теперь, оторвавшись от тела, я почти могу притвориться, будто всего этого не существует.

Умом я понимаю, что это странное онемение долго не продлится. Типичная диссоциация, эдакий подарок мозга усталому телу, когда он не дает человеку развалиться на части. Я читала об этом в брошюре о смерти, которую нам кто-то дал после смерти Фиби. И я вроде как должна быть благодарна за это ощущение, потому что, как сообщила нам медсестра из хосписа, где лежала Фиби, бесчувствие – дар. Оно помогает нам двигаться дальше и пережить то, что кажется непереносимым.

Я должна доверять логике происходящего, но логика подводила меня раньше. По логике, тетя вообще не должна была заболеть. Не наша Фиби. Она не пила алкоголь, ни разу в жизни не курила, ела много овощей и занималась йогой. Она была крепкой и сильной. Из тех женщин, про которых думаешь, что они доживут до девяноста трех лет и мирно скончаются во сне при свете полной луны и под стрекот сверчков. Вот что должно было случиться, логически говоря. Разумно было бы ожидать такого развития событий.

Но на самом деле произошло совсем другое.

Фиби дожила до сорока одного года. Она стонала, хрипела и скрежетала, минуту за минутой умирая в больничной палате с желтыми стенами, где пахло дезинфицирующим средством и смертью. В палате, которая казалась такой же изможденной и изъеденной раком, как и ее тело. Потеря Фиби научила меня, что, когда мир разваливается на части, мозг ничем не помогает. Он отключается и лишь тихо гудит. Сердце будет рваться и болеть, пока не уверишься, что вот-вот умрешь. И в каком-то смысле даже будешь желать себе смерти. А вот инстинкты… именно они спасут тебя от смерти.

Ритмичное движение крови, разносящей кислород по венам, скрывает под собой нечто большее. Животный порыв, заставляющий доносить пищу до рта, когда сама мысль о еде кажется невыносимой. Он уговорит тебя встать в очередь за кофе, потому что тело помнит, что ему нужна энергия, даже когда сама ты про это забываешь. Я стояла в такой очереди год назад, за несколько минут до половины четвертого. Сразу после смерти Фиби. Я знала, что нам нужен будет кофеин. Нужно будет планировать похороны. Принимать решения. У меня даже кошелька с собой не было, и какой-то незнакомец купил мне кофе, причем такой горячий, что обжег мне пальцы сквозь стаканчик. Однако инстинкт сказал мне, чтобы я крепко их держала и наугад шла к лифту, который отвезет меня обратно в желтую комнату, где мы ее потеряли.

Инстинкты важны. И сейчас они говорят мне, что я в опасности. Что грядет нечто ужасное. Я не знаю что и не знаю как… я даже не знаю кто. Но даже костным мозгом я чувствую, что, если не выберусь из этой машины, что-то случится. И потом это что-то будет уже не остановить.

– Что теперь?

Я подскакиваю и оглядываюсь по сторонам. Не знаю, кто это спросил, поэтому просто пожимаю плечами.

– Мне нужно подумать, – говорит Харпер.

Она снова села за руль и снова выглядит как в начале поездки: вся приглаженная и аккуратная. Однако я вижу, как трясутся ее руки. Я все еще вижу ту сторону Харпер, которую она пытается скрыть.

– Нужно развернуться, – говорит Джош и, изогнувшись, выглядывает в окно. – Будет непросто. По обеим сторонам канавы.

– Ладно. Значит, у нас ни карты, ни телефонов, – напоминает Брекен.

Он тоже сидит спереди. Не знаю, как так вышло, но мы вернулись на изначальные места.

– И, судя по всему, здравого смысла у нас тоже ни капли, поэтому воровка ножей поедет вместе с нами.

– Все вместе, как одна большая семья, – нараспев говорит Кайла.

В ее приторном голосе таится яд.

– Подожди…

Это Харпер. Она поворачивается к Брекену:

– Мне нужно знать про тот телефонный разговор.

– Это не…

– Мне нужно знать. – Она обрывает его ответ и смотрит прямо в глаза.

Щеки Брекена опять заливаются краской. Ему стыдно. Или, может, он злится.

– Ты не поймешь.

– А ты объясни.