Пять абсолютных незнакомцев

– Письма, – выдыхаю я. – Посмотрите на письма. В багажнике.

Я слышу быстрые шаги Брекена: он возвращается в машину. Я выпрямляюсь и делаю нетвердый шаг. Харпер предупреждающе взмахивает лопатой.

– Я сказала, не подходи!

– Письма… – еле выдыхаю я. – Он… следил за мной. Несколько месяцев. Кайла ему помогала.

Я слышу откуда-то издалека звук рвущейся бумаги. Брекен либо вскрывает конверты, либо рвет их на клочки. Сердце пытается выпрыгнуть у меня из груди. Тук, тук, тук – стучится оно в ране. Я шатаюсь, и Харпер испуганно взвизгивает.

– Назад!

– Харпер, беги!

Это Джош. Он говорит ей бежать. Вся похолодев, я медленно поворачиваюсь. У меня кружится голова. Как он так быстро добежал? Джош нашел один из костылей и опять хромает. Из разбитой губы сочится кровь. Это что, я? Это я его ударила? Жаль, что так мало.

– Не подходи к ней, Харпер, – хрипит Джош.

Черт, он очень убедителен.

– Она толкнула нас. Меня и Кайлу. Кайла поранилась, мы должны ей помочь.

– Нет. – Я отчаянно мотаю головой. – Это неправда.

– Ей нужно помочь. – Джош волочит ноги, морщась от боли.

Если бы я не видела его раньше своими глазами, то легко бы поверила. Если бы не видела, как он сбегает с горы. И бежит за мной.

– Где она? – спрашивает Харпер.

– Внизу ее нет, – отвечаю я.

– Мира напала на меня, – плачет Джош. – У нее был нож. И до сих пор, наверное, он у нее.

– Боже…

Харпер смотрит на багровое пятно в снегу.

– Он врет! – кричу я.

Он совсем рядом. Я попала в ловушку: с одной стороны Харпер с лопатой, с другой – Джош со своей ложью.

Меня охватывает новая волна паники. Где Брекен? Потому что до Харпер уже не достучаться: я вижу то же осознание в чертах Джоша. Он воспользуется ее тревогой. Ее добротой. Он составляет новый план прямо сейчас.

– Мы должны помочь Кайле, – говорит Джош.

Он внимательно осматривает землю. Боже. Нож. У его ног.

– Не подходи! – говорит Харпер.

Джош перестарался, и теперь она боится нас обоих. Она машет лопатой в нашу сторону. Джош поднимает руку, печально вздернув брови.

– Я тебя не трону, – говорит он. – Я хочу тебя защитить. Не подходи к ней, Харпер.

Он негромко стонет, словно у него болит колено, и переносит вес на другую ногу. Я вижу его движения словно в замедленной съемке. Я знаю, что он делает: пытается дотянуться до ножа.

Я бросаюсь вперед, но снег тут глубже, чем я думала. У меня застревает нога, и я падаю, но волочу себя вперед, протягивая руку. Пытаюсь схватить нож раньше Джоша.

Дальше все происходит в одно мгновение.

Моя ладонь касается холодного лезвия. Харпер вскрикивает. Прямо передо мной возникает лицо Джоша. Он совсем близко. С волчьей улыбкой на губах он берется за рукоятку и дергает так сильно, что лезвие разрезает мне ладонь.

Я вскрикиваю от новой волны боли, и тело сворачивается в клубок вокруг свежей раны. Краем глаза я вижу какое-то движение. Нечто длинное и темное. Оно быстро приближается.

Удар.

Время останавливается. Мое дыхание холодеет в легких. Я встречаюсь взглядом с Джошем. Передо мной возникает ужасающая картина. Широко распахнутые глаза. Выпадающий из руки нож. Длинная темная линия у него на виске.

Линия ширится. Сочится чем-то.

Джош падает.

Я отползаю от его тела, но он лежит неподвижно. Падает лопата. Я поднимаю взгляд.

Брекен. Лопата была у Брекена. Он ударил Джоша. Письма рассыпаются по земле. Открытые письма. Брекен их не рвал; он их читал. Мой взгляд падает на незнакомую строку.

«Ты меня не видела».

Я стараюсь не смотреть, но он совсем рядом: распластался в странной позе, устремив взгляд к небесам. Джош меня не видит, потому что Джоша больше здесь нет. А его глаза остаются: пустые сосуды, устремленные в ночь. Снег продолжает падать.

Тридцать

Первым нас находит знакомый бродяга в желтой бейсболке. Жизнь, видимо, полна иронии. Мы стоим, собравшись в кучку у машины, подальше от тела.

Потому что теперь это просто тело: ни дыхания, ни голоса, ни Джоша. Хотя Джоша я и не знала. Все, что было мне известно, уничтожили окровавленные письма у меня в рюкзаке.

Мои инстинкты мне соврали: Брекен не был монстром. Харпер не просчитывала какой-то коварный план. И Джош не был хорошим парнем. Он помешался. Преследовал меня. Придумал целый роман из-за стаканчика кофе в больнице. И я ничего этого не заметила.

Обшарпанный джип останавливается на пересечении двух дорог. У водителя внутри вид такой же крепкий, как и у его машины. Наружу выпрыгивает мужчина в желтой бейсболке, но водитель лишь опускает окно, прижав телефон к уху. Вся его поза выражает недоверие. Пассажир ему не по душе, и мы, похоже, вызываем еще менее теплые чувства: вся эта кровь и смерть, размазанные по свежему рождественскому снегу. Однако мужика в желтой бейсболке трагедия, кажется, не беспокоит. Тяжело ступая, он подходит к нам. Увидев тело мертвого парня, выругивается шепотом.

– Боже правый, – говорит он, снимая шляпу и обнажая редеющую шевелюру.

Приподняв свитер, которым я накрыла лицо Джоша, он заглядывает под него и медленно качает головой.

– Боже правый, – повторяет он. – Что тут стряслось?