Пять абсолютных незнакомцев

Я думаю, он наверняка заподозрит нас в чем-то, как и водитель, который не спешит выходить из своего теплого и, скорее всего, не запачканного кровью «Форда». Однако мужик в бейсболке трогает меня за плечо своими заскорузлыми пальцами. Я начинаю плакать.

– Он хотел…

Мои слова прерываются всхлипом, и я закрываю рот рукой.

– Он хотел ее похитить. Или причинить ей вред, – спокойно говорит Брекен. – Мы понятия не имели. Думали, что встретились случайно в аэропорту, но он заметил Миру раньше.

– Мы просто хотели добраться до дома, – с каменным лицом поясняет Харпер.

– Но ему нужна была она, – со злостью выговаривает Брекен. – Он выследил ее и хотел похитить с нашей помощью. У нас есть письма. Они все в машине.

Я вздрагиваю. Я все еще не прочла письма. А теперь, глядя на ошеломленного Брекена, сомневаюсь, что мне хватит сил это сделать.

– Этот парень следовал за ней из аэропорта? – спрашивает мужчина.

– Нет, от самого дома. От обоих домов, – говорит Брекен. – Это уже давно длилось.

– А где блондинка? – спрашивает он. – Высокая. Под кайфом которая.

– Она ушла, – хрипло отвечаю я. – Она ему помогала. Он ей дал что-то, чтобы она помогала.

– Таблетки, – догадывается тот. – Я видел в баре.

– Она толкнула меня, – всхлипываю я. – В баре она передо мной извинилась, потому что знала, что поможет ему. Поверить не могу, что таблеток оказалось достаточно.

– Люди творят всякую дичь. И ради таблеток, и просто так.

– Думаю, мы никогда не поймем, почему другие поступают так, как поступают, – говорит Харпер.

Может, она имеет в виду своего отца. Однако Харпер задерживает взгляд на Брекене.

– Люди часто не те, кем кажутся, – говорит мужчина, надевая обратно бейсболку.

Я думаю про его слова. Думаю, запах его одежды и эта потрепанная бейсболка повлияли на то, как я на него смотрела. Нельзя отрицать, что инстинкты опять меня подвели. Сгорая от стыда, я молча наблюдаю, как приближаются к нам огни полицейской машины.

На этот раз они приезжают сразу.

Мама встречает меня рождественским утром в больнице. Я ожидаю увидеть ее заплаканной и иссохшей от тревоги, но она спокойна и уверенна. Положив куртку на стул рядом с кроватью, она заглядывает на экран, где отображаются данные о моем состоянии. Вскоре она отводит взгляд. Видимо, со мной все в порядке.

Потом она смотрит на меня, берет в руки мое лицо, и я рыдаю. Громкие, всхлипывающие рыдания, от которых сотрясаются плечи и болит онемевшая рука. Мама стаскивает ботинки и забирается ко мне в кровать. Больничные простыни такие жесткие, а руки у нее такие мягкие. Она повторяет мне снова и снова: «Дыши со мной. Просто дыши».

То же самое она говорила и Фиби, и от этого я плачу еще сильнее. Я обнимаю ее здоровой рукой за плечо. Рука забинтована, но работает нормально.

Я не понимаю. Не понимаю, почему она так хорошо держится. Я представляла, что она будет раскачиваться из стороны в сторону над раковиной в ванной. Или бесцельно чистить картошку. Или таращиться в пустоту, внезапно разражаясь рыданиями.

А сейчас это я рыдаю. Это я не знаю, что делать. А она поддерживает меня, обнимает, ласково отводит волосы с лица.

Возвращает меня в реальность. Видимо, насчет нее мои инстинкты тоже меня обманули.

Я сплю. Не знаю, как долго. Когда я просыпаюсь, в комнате темно, и мамы нет в кровати: она сидит на стуле, который пододвинула совсем близко ко мне.

На столе рядом я вижу пустую чашку из-под кофе и нетронутый поднос с больничной едой.

Мама что-то написала на листочке для комментариев. Имена хирургов? Я смотрю себе на руку и проверяю, как она работает. Побаливает, но работает. Значит, операция мне не нужна. Я снова перевожу взгляд на имена на карточке.

– Это психологи, – говорит она.

Глаза у нее блестят.

– Ты проголодалась?

Я качаю головой и приподнимаю рукав больничного халата. Под ним оказывается плотный слой бинтов. Видимо, оценить масштабы травмы я смогу только на перевязке.

– Двадцать три шва, – говорит она. – Будет шрам, но врачи сказали, что порез чистый. И связки не повреждены. Это хорошо.

– Ты знаешь, что случилось? – едва сдерживая слезы, спрашиваю я.

– Я знаю, что ты прошла через ад. Завтра придет полиция, им нужно получить от тебя официальное заявление, но пока просто присядь.

Сжав мою здоровую руку, она смотрит мне в глаза.

– Ты в безопасности, Мира. Все закончилось.

Она имеет в виду, его больше нет. Джош умер, и мне больше ничто не угрожает. Но она могла бы этого и не говорить: я и так знала. Я плачу, что ожидаемо… а вот стыд приходит нежданным.

– Все эти часы я сидела с ним рядом. Я думала, он милый.

– Уверена, он очень старался тебя в этом убедить.

На ее лице проступает слабая тень гнева, но мама сдерживается.

Я трясу головой.

– Инстинкты меня подвели. Я думала, надо держаться к нему поближе. Я ему доверяла. Как мне теперь доверять себе самой?

– Легко, – говорит она. – Ты запросто можешь себе доверять.

– Я просто хотела побыстрее приехать домой, к тебе. Сначала Фиби, потом Дэниел… Я думала, ты будешь… – Я ударяюсь в слезы. – Мам, почему ты мне не рассказала?

Она вздыхает.

Может, мои инстинкты тоже меня подвели.