Пять абсолютных незнакомцев

Мысли замирают, потому что я ни в чем не уверена. Кроме того, что кто-то купил мне кофе. И я плакала. Не из-за кофе; из-за Фиби.

Потому что я разваливалась на части.

– Что, игры закончились? – спрашивает он. – Надоело играть? Больше не будешь притворяться, что не помнишь меня, как тогда, в галерее?

О боже. Галерея. Ко мне подходило столько людей, что под конец я просто улыбалась и кивала, не соображая, что мне говорят. Он подходит ближе, и я оступаюсь, чуть не заваливаясь на спину. Адреналин жжет мне ноги, и я разворачиваюсь, чтобы бежать. Но он хватает меня за рукав и притягивает ближе. Я вижу, как напряжен его взгляд. Потом замечаю металлический блеск у него в руке.

– Пора идти, – говорит он, хватая меня за руку и рывком поднимая на ноги.

– Куда идти? – пищу я в панике.

– Неважно. Мы будем вместе. Мы уедем, и ты поймешь. Я знаю, что поймешь.

Я пытаюсь вырваться, но он тянет мою руку на себя. Мы боремся в снегу, и я со всей силы толкаю его в грудь.

Нога поскальзывается, и я падаю на колено. Он, раздраженно ворча, обходит меня и хватает за вторую руку. Я опять вижу металлический блеск.

Нож. Ох черт, у него нож, и он прижал его к моей руке.

Я изгибаю спину и пинаю его ногой в колени, но он легко избегает удара. Его пальцы вгрызаются мне в руки словно зубы. Снег такой скользкий. Мне холодно. Я извиваюсь, как кошка под водой. Пусть отпустит меня. Пусть отстанет от меня. Надо сбежать.

– Перестань бороться со мной, Мира. Перестань бороться с судьбой.

Я извиваюсь в два раза отчаяннее. В три раза. Я пинаюсь, размахиваю руками и пытаюсь вырваться, а потом… я падаю. Мы вместе валимся на тонкий слой обледенелого снега. Раздается треск. Он падает на меня. Тяжелый, твердый. Пусть слезет. Сейчас же!

– Перестань бороться со мной! – вскрикивает он.

Я кричу и, собравшись с последними силами, перекатываюсь на бок. Что-то острое впивается мне в бицепс. Я кричу так, что в машине могут полопаться стекла. Джош ослабляет хватку, но боль продолжает электрическим разрядом бить меня по руке. За ней следует жар: влажный огонь, пульсирующий в такт с моим сердцем. Я подтягиваю целую руку к ране. Рукав у меня намок. Снег или кровь?

Побелевшее лицо Джоша говорит мне, что это не только снег.

– Мира, – выдыхает он.

Я пинаю его между ног. Раз. Потом другой. Он падает на колени, и я снова его пинаю, на сей раз в район лица. Рука разрывается болью от плеча до кончиков пальцев. Ладонь намокла. В снег падают темные брызги.

Я тянусь к упавшему в снег ножу. Пальцы у меня скользкие от крови, но я все равно хватаю рукоятку. Она холоднее льда, и боль… ох, боже, от этой боли меня тошнит и темнеет в глазах. Она прокатывается по всему телу ярко-кислотными волнами, и с каждым ударом пульса перед глазами рассыпаются звезды. Джош хватает меня за ногу, и я падаю, приземляясь коленями в снег. Боль колет меня с новой силой, словно меня опять ранили.

Зрение мутнеет, мир вокруг становится серым. Но я не упаду в обморок. Нет, ни за что. Я пинаю обеими ногами и попадаю ему в челюсть каблуком правого ботинка. Он валится навзничь и соскальзывает на пару метров вниз.

Беги. Беги прямо сейчас. И беги быстро.

Пока Джош стонет на земле, я отползаю в сторону. Поднимаюсь на ноги, не обращая внимания на пульсирующую боль в ране, хотя от этого лихорадочного, мучительного ритма у меня темнеет в глазах. Я бреду, волоча ноги, – все вверх, и вверх, и вверх, так быстро, как только могу.

Джош все еще стонет. Я слышу, как он ворочается в снегу. Но он не встает. Еще нет. Напрягая все существующие и несуществующие мускулы, я волочу себя шаг за шагом, пока не оказываюсь у заграждения. Я перелезаю на другую сторону. Пока я бреду по своим же следам обратно к машине, в снег падают темные капли. Я плачу, громко всхлипывая.

Кайла исчезла, но на середине дороги меня встречает Харпер. Брекен идет за ней, и по ним видно, что они меня искали.

И еще заметно, что Харпер в полном ужасе.

Я дышу быстро и прерывисто. Нож падает в снег: мрачное пятно алого на фоне безупречной белизны. Харпер переводит взгляд с окровавленного лезвия на мое лицо.

Она поднимает лопату.

Двадцать девять

– Не подходи! – говорит она.

– Харпер, нет…

Я едва могу говорить: от боли и быстрой ходьбы я запыхалась, и меня почти не слышно.

– Джош… это Джош… без костылей. И письма.

– Где Кайла? – спрашивает она. – Где Джош?

С трудом справляясь с тошнотой и головокружением, я жестом показываю на склон.

– Там. Внизу.

Но Кайлы там нет. Она исчезла. Господи, почему она стала помогать Джошу? Как она могла? И когда? Нет. На бензоколонке. Я помню, что они разговаривали. Они были совсем одни, и ей было плохо. Совсем плохо. Но потом стало лучше. Наверно, он тогда дал ей таблетку или две. А потом еще, в баре. Он тащил ее с собой, потому что знал, что ради таблеток она пойдет на что угодно.

Он так запланировал.

– Ты их толкнула? – спрашивает Брекен. – Боже, Мира, что ты сделала?

Я отчаянно трясу головой. Слишком отчаянно. Головокружение пригибает меня к земле, и я упираюсь здоровой ладонью в ногу. Харпер крепче хватается за лопату.