Теперь уже Ральф ничего не пытался разобрать – бесполезно. Он лежал и ждал, когда дойдет до главного. Он уже ухитрился задремать под все эти «Палябр!» [23] и «Шарлатанс» [24] , когда выяснилось, что уже довольно долго в палате стоит тишина, и что тишину эту только что нарушил металлический скрип и дребезжание.
Через мгновение в палату вошла сестра с каталкой. Та, вторая, что занимала, по-видимому, более ответственную должность.
– Не волнуйтесь, мсье, – сказала она. – Это будет только небольшое исследование. Рентген.
– Передайте тете, что я спать хочу, – отрезал Ральф.
Он повернулся к соседям по палате и пожал плечами. Ему покивали.
– Не надо, – Ральф трусливо заглянул сестре в глаза. – Не надо, пожалуйста!
– Простите, мсье. Мадам очень настаивала. Это недолго.
Его уложили на каталку и повезли по коридору. Перед глазами проплывали тусклые лампы темных больничных коридоров, слышались стоны, кашель и плач. В полумраке проковыляла одинокая фигура на костылях – должно быть, в уборную, затем каталка наклонилась изголовьем назад, проехала вниз – наклонный коридор вел в подвал. Потом вернулась в нормальное положение. Распахнулись створки между коридорами. Каталка остановилась. Племянник взбалмошной тетки увидел, что за овальной решеткой из толстой проволоки горит красная лампочка.
«Удивительная вещь война, – думал Саммерс, пока его с уговорами укладывали на длинный деревянный стол, обтянутый кожей, – приносит столько разрушений, и в то же время столько всяких полезных штук!»