Пять четвертинок апельсина

– Вы, конечно, расстроены, месье. Надо же, какой ветер! Практически сдул ваше кафе. Понимаю вас. В подобном состоянии и не такое ляпнешь. Вы просто не отдаете себе отчета, что несете, месье.

Люк ошалело уставился на него, не веря собственным ушам.

– Ужасная вчера ночка выдалась, – ласково проворковал Поль. – Первая октябрьская буря. Не сомневаюсь, у вас есть все основания требовать возмещения страховки.

– Конечно, этого и следовало ожидать, – вмешалась я. – Такой высоченный фургон да на открытой всем ветрам обочине! Остается только удивляться, как он раньше-то не упал.

– Все ясно, – негромко произнес Люк. – Неплохо, Фрамбуаза. Очень неплохо. Поздравляю, вы как следует потрудились. – Теперь его голос звучал почти миролюбиво. – Не хочу вас пугать, но даже и без этого фургона я на многое способен. Мы на многое способны. – Он попытался улыбнуться, однако сморщился от боли и снова промокнул кровоточивший нос. – Вам бы лучше сразу отдать то, что им нужно от вас, тетушка. Ну, что вы на это скажете, тетушка Фрамбуаза?

Даже не знаю, могла ли я в ту минуту что-то сказать. Я смотрела на него и чувствовала себя старой, очень старой. Я ведь ожидала застать его побежденным, но он не сдавался и выглядел еще более наглым, чем обычно; на его смазливой физиономии было написано насмешливое ожидание. Это был мой лучший выстрел – наш с Полем лучший выстрел, – однако мы, судя по всему, так в цель и не попали: Люк казался неуязвимым, а мы вели себя как дети, которые пытаются запрудить реку. Да, мы, конечно, пережили свой момент славы – засвидетельствовали страх у него на лице, – и уже одно это стоило всех наших усилий; однако сколько бы мы ни старались, река-то все равно окажется сильнее нас. И я подумала: ведь Луи тоже провел детство на берегах Луары, так что должен понимать это. А теперь единственное, чего он добился, – это кучи неприятностей себе на голову. Я прямо-таки видела, как на нас ринется целая армия юристов, консультантов, полицейских… как наши имена появятся в газетах… и там будут описаны все наши происки… На меня разом навалилась жуткая усталость.

И тут я обнаружила, что Поль улыбается. Ну да, улыбается этой своей ленивой улыбкой, которая придает ему вид чуть ли не придурка, если не обращать внимания, как хитро поблескивают его прищуренные глаза. Берет он совсем на лоб натянул – смешным таким жестом, но одновременно и бравым, точно старый рыцарь в финале комедии, когда он решительно опускает забрало перед последней схваткой с врагом. И мне вдруг нестерпимо захотелось расхохотаться.

– Думаю, мы могли бы… как бы это выразиться?.. в общем, по-хорошему во всем разобраться, – заявил Поль. – Может, Луи слегка и перестарался. Все они, Рамондены, немного, ну, на руку скоры. Горячи больно, это у них в крови. – Он с извиняющимся видом повернулся к полицейскому. – Вот и с Гильермом тоже был случай… он ведь вроде как брат твоей бабки?

Дессанж слушал все это презрительно, с явно растущим раздражением.

– Брат деда, – уточнил Луи.

– Ага, – кивнул Поль. – Ну вот я и говорю: у всех Рамонденов кровь горячая. Все они такие. – Он снова стал глотать согласные, как все здешние крестьяне; именно этого моя мать в нем терпеть не могла: и эту «кашу во рту», и его заикание. Но сейчас местный акцент в его устах звучал как-то особенно явно, нарочито, такого я даже в детстве за ним не замечала. – Помню, как он, старый Гильерм то бишь, собрал толпу молодчиков да к этой вот ферме пожаловал, а сам впереди всех со своей деревянной ногой. И все из-за той истории в «La Mauvaise Réputation». Кажется, это заведение и поныне пользуется дурной репутацией.

Люк пожал плечами.

– Валяйте, я с удовольствием послушаю ваши «Избранные сельские истории былых времен». Только лучше бы не сейчас. А сейчас мне бы хотелось…

– А ведь там тоже все один молодой человек начал, – невозмутимо продолжал Поль. – Очень даже на вас похожий. Тоже из города, ага. И вид у него был такой… нездешний. Иностранец, наверно. Так вот, он тоже не сомневался, что может нас, бедных глупых луарцев, обвести вокруг пальца. – Поль быстро на меня взглянул, словно проверяя по моему лицу уровень эмоционального накала, и обратился ко мне: – А ведь он плохо кончил, верно? Ты помнишь?

– Хуже некуда, – подтвердила я вдруг охрипшим голосом. – Просто хуже некуда.

Люк насторожился; теперь он смотрел то на Поля, то на меня, не понимая, к чему мы клоним.

– И что дальше? – поторопил он.

– А то, что он, как и вы, уж больно любил молоденьких девчонок, – пояснила я и не узнала собственного голоса, таким он показался мне глухим и невнятным. А может, у меня просто уши от волнения заложило? – Все забавлялся с ними. Использовал их, чтобы побольше выведать. Теперь это называется «совращение малолетних».

– Правда, у тех девочек по большей части и отцов-то не было, – негромко добавил Поль. – На войне поубивали.

В глазах Люка блеснула искра понимания. Он слегка кивнул, словно ставя точку, и спросил:

– Это имеет какое-то отношение ко вчерашнему вечеру?

Однако я ответила вопросом на вопрос:

– Вы ведь женаты, верно?

Он снова кивнул.