Пять дней в Париже

– Я… я не знаю, – честно сказал он. – Любопытство… рыцарство… восхищение… глупость… – Ему хотелось сказать ей, что он ошеломлен ее красотой, но это было невозможно. – Я хотел удостовериться в том, что с вами все в порядке. – И вдруг он решил быть с ней честным. Обстоятельства были несколько необычные, а Оливия казалась человеком, с которым можно разговаривать откровенно. – Вы ведь просто ушли, никому не сказав, да?

Может быть, сейчас телохранители уже обнаружили исчезновение Оливии и повсюду ищут, но ей явно было все равно. Когда она подняла глаза на своего собеседника, Питер подумал, что она похожа на шаловливого ребенка. Он был единственным свидетелем ее поступка, и Оливия это знала.

– Возможно, их это совершенно не интересует, – так же прямо и без всякого сожаления ответила она полным озорства голосом – к немалому удивлению Питера. Без труда можно было сделать вывод, что она совершенно заброшенная женщина. Ни один человек из ее группы не обращал на нее никакого внимания, даже ее муж. – Мне нужно было уйти. Иногда очень тяжело… быть в моей шкуре.

Она снова взглянула на Питера, явно неуверенная в том, что он знает, кто она такая, и не желая раскрывать инкогнито.

– В любой шкуре иногда бывает тяжело, – философски заметил Питер. Ему тоже временами бывало несладко, хотя с ее положением это было не сравнить. Он посмотрел на Оливию с сочувствием. Раз уж он позволил себе этот экстравагантный поступок, не будет никакого вреда, если он зайдет еще дальше. – Можно ли угостить вас кофе?

Оба улыбнулись этому старомодному приему. Оливия заколебалась, не зная, насколько честны его намерения, и Питер, видя, что она сомневается, тепло улыбнулся.

– Это вполне искреннее предложение. Я хорошо воспитан, поэтому вы можете совершенно спокойно принять от меня чашечку кофе. Я бы пригласил вас в ресторан в своем отеле, но у них, к сожалению, сегодня вечером не все в порядке.

Оливия рассмеялась, и ее напряжение явно спало. Она ведь встречалась с ним в отеле, в лифте и бассейне. На нем была дорогая и безупречно чистая рубашка, брюки от костюма и хорошая обувь. Нечто в его глазах заставляло предполагать, что он приличный и добрый человек. В конце концов она кивнула.

– Я бы хотела выпить кофе, но только не в вашем отеле, – чопорно ответила она. – Сегодня там что-то слишком людно. Что вы скажете насчет Монмартра?

– Замечательная идея. Проедемся в такси?

Оливия кивнула, и они отправились на ближайшую стоянку такси. Сев в машину с его помощью, она назвала адрес бистро, которое работало допоздна. Столики там были выставлены на тротуар. Этой теплой ночью им совершенно не хотелось возвращаться в отель, хотя сложившаяся ситуация обоих явно смущала. Первой сломала лед она, посмотрев на него насмешливо.

– И часто вы это делаете? Я имею в виду: преследуете женщин? – Внезапно она почувствовала, что все это ее очень забавляет.

Питер покраснел в темноте кабины и покачал головой:

– Я никогда на самом деле раньше ничего подобного не вытворял. Это со мной впервые, и я до сих пор не понимаю, зачем я это сделал.

Он не стал объяснять ей, что ему по какой-то неведомой причине захотелось защитить ее.

– На самом деле я очень рада, что вы это сделали, – ответила Оливия, чувствуя себя неожиданно хорошо и спокойно в его обществе. Они доехали до ресторана и спустя мгновение уже сидели за столиком на воздухе, попивая горячий кофе. – Наверное, вы поступили правильно, – с улыбкой добавила она. – А теперь расскажите мне о себе.

Она положила подбородок на руки и стала удивительно похожа на Одри Хепберн.

– Рассказывать особенно нечего, – с легким смущением сказал он. То, что он испытывал, было похоже на блаженство.

– А я уверена, что это не так. Откуда вы? Из Нью-Йорка?

Надо же, она почти угадала. Ведь работал он в Нью-Йорке.

– В некоторой степени. Я работаю в Нью-Йорке, а живу в Гринвиче.

– Вы женаты, и у вас двое детей.

Она сама рассказывала ему о нем, задумчиво улыбаясь. Наверное, его жизнь по сравнению с ее полным трагедий и разочарований существованием казалась очень счастливой и заурядной.

– Трое сыновей, – поправил он. – И жена, вы правы.

Питеру вдруг стало отчего-то стыдно. У него – три сына, у нее – маленький мальчик, умерший от рака… Это был единственный ее ребенок, и Питер, как и весь мир, знал, что больше у нее детей не было.– Я живу в Вашингтоне, – тихо сказала она, – почти все время.

Она ничего не сказала ему о том, есть у нее дети или нет, и Питер, естественно, не стал спрашивать.

– Вам нравится Вашингтон? – мягко спросил он, и Оливия пожала плечами, сделав еще один глоток кофе.

Да нет. Когда я была молодая, я его ненавидела. А теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что я должна ненавидеть его еще больше. Дело не в самом городе, а в том, что он делает с людьми, живущими в нем. Я терпеть не могу политику и все, что стоит за этим словом.