Мы сможем это сделать до того, как начнется клиническое применение «Викотека», и ФДА совсем необязательно знать эти тонкости. С технической точки зрения препарат удовлетворяет всем их требованиям. Того, что мы имеем на сегодняшний день, им достаточно. Ты должен быть удовлетворен, – со значением закончил он.
– Да. Если бы только Сушар не обнаружил проблему и мы бы не лгали, скрывая это от ФДА.
– Я даю тебе слово, – сказал Фрэнк, игнорируя его слова, – что если в ходе последующих тестов возникнет хоть что-нибудь… самая малость… хоть малейший признак проблемы, я не оставлю это без внимания. Я не безумец и не хочу судебного процесса и иска в сто миллионов долларов. Я не пытаюсь никого убить. Но и самому мне погибать не хочется. Мы получили то, что нам нужно. Давай плясать от этого. Если я тебе пообещаю довести препарат до совершенства, когда мы получим разрешение на досрочные исследования на людях, после всех наших лабораторных тестов, поедешь ли ты на слушания? Объясни мне, пожалуйста, Питер: какой в этом вред? Пожалуйста…
Но он был не прав, и Питер это понимал. Действовать так было бы преждевременно и опасно. Получив разрешение на досрочные испытания на людях, они смогли бы немедленно приступить к ним, и он не верил, что Фрэнк сохранит свое обещание и не пойдет на это. Для Питера не имело никакого значения, что в ходе исследований будут применяться самые низкие дозы «Викотека» на крайне ограниченном числе людей. Он считал принципиально важным не совершать безответственных поступков и не рисковать жизнью пациентов. Их предупредили о возможных фатальных последствиях использования «Викотека» в том виде, в каком он существует сейчас, и Питер не хотел отворачиваться от этого предупреждения. На примере других фирм он знал, что влечет за собой подобная тактика. Среди фармацевтов ходило множество историй о целых трейлерах с лекарствами, готовыми поступить в продажу немедленно после получения одобрения от ФДА. Питер боялся, что у его тестя на уме нечто подобное и что он запустит «Викотек» на рынок, наплевав на его изъяны. Фрэнк в последнее время вел себя крайне неразумно, и возможности злоупотребления, которое могло повлечь за собой смерть людей, нельзя было исключать. Питер не мог этого допустить.
– Я не могу ехать на ФДА, – печально произнес Питер. – И вы это знаете.
– Ты мне просто мстишь… за то, что я тебе сказал… Ради Бога, я совсем не то имел в виду.
Итак, он все помнил. Неужели он сказал это только в порыве ярости, чтобы как можно больнее задеть Питера, или потому, что действительно так думал? Теперь это уже было невозможно выяснить, и Питер знал, что никогда не простит ему этих слов. Однако в мстительности его упрекнуть было трудно.
– Ничего подобного. Это этический вопрос.
– Не вешай мне лапшу на уши! Что тебе нужно? Деньги? Гарантию? Я дал тебе слово, что мы не запустим его до тех пор, пока не устраним все проблемы и не закончим все тесты. Что еще?
– Время. Это просто вопрос времени, – устало отмахнулся Питер.
За последние две недели Донованы совершенно измотали его – а на самом деле это началось гораздо раньше, просто он об этом не задумывался.
– Это вопрос денег. И чести. И репутации. Можешь ли ты подсчитать, сколько мы потеряем, если сейчас откажемся от этих слушаний? Это может даже повлиять на реализацию нашей остальной продукции.
Это был бесконечный разговор, и никто из них не хотел согласиться друг с другом. Когда в комнату вошла Кэти, неся на подносе ленч для Фрэнка, они оба были угрюмыми, и она сразу же заподозрила, что они ведут запретные споры.
– Вы что, говорите о работе? – спросила она, но оба покачали головами. Питер тем не менее выглядел виноватым, и чуть позже она упрекнула его.
– Я считаю, что ты должен исправить свое поведение, – загадочно сказала она, когда они мыли посуду в кухне.
– В каком смысле?