Пять допросов перед отпуском

Высокоуважаемая фрау Дитмар!

Я не имею чести быть знакомым с Вами лично. Взглянув на подпись в конце письма, вы сможете констатировать, что имя мое вам также неизвестно. Однако я льщу себя надеждой, что до вас дошли слухи о работе нашей организации.

Наша благотворительная организация, известная под названием «Группы борьбы против бесчеловечности», руководствуясь глубоко гуманными чувствами, ставит перед собой задачу помочь родственникам борцов, павших за Германию. В данном случае речь идет о Вашем супруге, погибшем в районе Ерзовки 23 января 1943 года — о капитане танковых войск, кавалере Рыцарского креста Рудольфе Мальцан. Нами установлено, что за месяц до своей героической гибели он отправил в Ваш адрес значительную сумму, а именно 1375 рейхсмарок 27 рейхспфеннигов. По причинам, не зависящим от имперской почты, эти деньги не были вам вручены, и мы уверены, что доставим Вам несколько радостных минут напоминанием о верном борце, который даже после смерти смог поддержать Вас и своего сына в трудной обстановке.

Деньги вы можете получить в любой удобный для Вас день (включая воскресенье) с 10 до 12 часов, для чего, приехав в Берлин, соблаговолите позвонить по прилагаемому здесь номеру телефона.

С искренним уважением к Вам — Нойман

.

Карин дочитала письмо, задумчиво положила на стол. Чем-то стародавним, забытым пахнуло на нее — что за слова, что за обороты!

Даже не марки, а рейхсмарки! Рудольф Мальцан — ее муж. Отец Арно. Что чувствовала она сейчас к этому человеку? Его давно нет в живых — несчастная жертва неправой войны. И даже если бы он остался в живых — это тоже ничего не изменило бы. Ну, деньги... Ей они не нужны — ни один пфенниг. Но Арно... Имеет ли она право лишить мальчика этих денег? Ей представилось, как много всего можно будет купить мальчику — одежды, игрушек... Новую кроватку, мальчик растет быстро, через год все равно менять...

Карин опять взяла письмо, перечитала. Все же странно, очень странно. Как они, в этой «Группе борьбы», разыскали ее? Что это за «Группа»? Откуда возьмут деньги, чтобы выплатить ей? Как жаль, что нельзя посоветоваться обо всем с Алексеем Петровичем. Карин усмехнулась собственным мыслям: она так привыкла думать о себе, оценивать свои мысли, поступки с оглядкой на Алексея Петровича, словно и впрямь была его женой. Но говорить с ним об этих деньгах было немыслимо. Оставалось одно: посоветоваться с мамой и притом сегодня же: если ехать, то сегодня, в субботу. В Берлине можно будет провести воскресенье и, если потребуется, понедельник. Главное, вернуться ко вторнику, иначе не удастся увидеть Алексея Петровича до пятницы, они теперь виделись только в обществе или на концертах. Так было нужно, Карин это понимала и дорожила каждой встречей.

Карин выглянула в окно — Арно и еще несколько мальчишек оживленно разговаривали в сквере перед домом. Карин вздохнула: бедный малыш! Как он сиял тогда, вернувшись от Алексея Петровича, как был счастлив! Если бы он знал, что именно из-за этого Алексей Петрович теперь не может бывать у них... Конечно, в Берлин брать мальчика незачем, придется оставить его у бабушки.

VI

— Вы как будто уверены, что она приедет. — Осторожный Лансдорф все еще сомневался.

Ньюмен ладошкой пригладил волосы у виска — с недавних пор у него появился этот жест. Помолчал. Ну и скептик этот Лансдорф. Неторопливо, как нечто само собой разумеющееся, объяснил:

— В нашем деле гарантий не дают. Пилюли от провала никем не запатентованы. Или у вас есть свой рецепт? Нет? Тогда будем ждать.

— На телефоне кто?

— Мисс Джен Бойл. Я почему-то склонен все же думать, что она явится, эта ваша певица.

— Моя? Можете нацепить эту штуку себе на шляпу!

— Простите — не понял. Что нацепить?