Пять фараонов двадцатого века

Другой схожий фактор — отсутствие культурных традиций в семье. Родителям всех пятерых пришлось овладевать начатками образования где-то в середине жизни, все они были выходцами из нижних слоёв общества. Именно поэтому они так гордились своими скромными достижениями и требовали от своих сыновей, чтобы те следовали их путём: становились сапожником, кузнецом, чиновником, счетоводом, фермером. И в ответ получали от всех пятерых отчаянное «Ни за что!». Не в этом ли противоборстве с властными отцами оттачивалась невероятная целеустремлённость будущих тиранов?

Марина Цветаева росла в богатом и культурном доме, но видимо и она ощущала главные болевые токи своего времени, бушевавшие за окнами, и запечатлела их в строчках:

Два на земле у меня врага,

Два близнеца, неразрывно слитых:

Голод голодных и сытость сытых.

А пятеро наших героев росли в самой гуще противостояния голодных и сытых, богатых и бедных и не имели защиты от ядовитых испарений полыхавшей вражды. Они были просто деревенскими ребятишками и не могли понять природы нараставшего озлобления взрослых. Происходило же оно оттого, что привычный и понятный мир разваливался у людей под ногами перед грозным напором новой эпохи — эры машинной цивилизации.

Все великие научные открытия, все достижения технического прогресса приносят, в конце концов, огромную пользу людям. Но в те годы, когда они только-только вторгаются в жизнь, для миллионов людей это может обернуться полным жизненным крахом.

Да, трактор, механическая сеялка, жатка позволят десятку труженников обрабатывать то поле, которое раньше требовало сотню работников. Но куда денутся, на что будут жить оставшиеся без работы девяносто, ещё не умеющие ничего другого?

Механизация производства, станки, конвейерные линии позволят производить за минуты столько изделий, сколько раньше делались за полный рабочий день. Но как будут зарабатывать на жизнь ремесленники, вроде Виссариона Джугашвили? Из гордого самостоятельного владельца обувной мастерской он превратится в наёмного рабочего обувной фабрики, сгибающегося за конвейером с утра до вечера за мизерную плату.

Паровозы и пароходы легко доставят тонны товаров из ранее недоступных стран и областей. Но при этом французские и испанские вина станут разорять грузинских виноделов, итальянским овцеводам придётся состязаться с дешёвой шерстью из Албании и Турции, китайские шелка и бумага окажутся не в силах конкурировать с хлопчато-бумажными фабриками Европы.

Обездоленный человек начинает отчаянно искать причины своего жизненного краха. Все прежние ответы и объяснения утрачивают свою убедительность, привычная картина мира трещит, моральные и религиозные догматы начинают шататься. В этой атмосфере радикальные революционные теории приобретают необычайную убедительность. Кто виноват в моих бедах? Конечно богач-кровосос-эксплуататор! На фонарь его!

Все пятеро наших персонажей сделались пламенными ниспровергателями и безбожниками уже в ранние годы. В их семьях носительницами и защитницами религиозных традиций становились матери. Детям они пытались внушать страх Божий, уверяя, что Господь всё видит и накажет их за плохое поведение. Но сыновья их ясно видели, что наказывает не всевидящий Бог, а жестокие отцы, учителя, полицейские и нужно только уметь уворачиваться и прятаться от них. Иногда они даже пытались приходить матерям на помощь, делиться спасительными истинами атеизма, избавлять от ненужного страха перед карами небесными.

Религия утоляет жажду бессмертия в человеческой душе, но в юности люди мало заботятся о столь удалённых материях. Крепнущая воля подростка охвачена жаждой самоутверждения прежде всего, а вслед за ней — жаждой сплочения. Все призывы и требования «стать хорошим» он ощущает как барьеры, возводимые перед ним на пути к достижению самых вожделенных целей.

И действительно, какие качества мы ценим в человеке прежде всего, считаем «хорошими»? Мы хотим, чтобы он был добрым, честным, рассудительным, отзывчивым, законопослушным, трудолюбивым, сострадательным. Но если вглядеться, все эти свойства представляют собой скрытые формы подчинения различным запретам. Насколько же шире становятся возможности самоутверждения у подростка, который решится отбросить эти запреты! Который позволит себе веселиться, разоряя птичьи гнёзда, стреляя из рогатки по окнам, ударяя слабого кирпичом по голове. Или воруя чужие фрукты, сласти, игрушки, наряды. Который позволит себе утверждать сегодня одно, завтра — прямо противоположное. Для которого чужие слёзы и страдания не будут значить ничего. И который в дилемме, предложенной Достоевским, «миру провалиться или мне чаю не пить?», всегда уверенно выберет и потребует себе чаю.