Пять фараонов двадцатого века

На Кубе армия, победившая Батисту, включала множество политических сегментов самого разного толка и окраски. Уже в процессе войны они нередко вступали в конфликты, доходившие до прямой конфронтации. Кастро понимал, что этих испытанных воинов невозможно приструнить уговорами, идеями, обещаниями, что очень скоро ему придётся выбирать между политическими группировками победителей. Его решение определилось фактором, перевесившим в его глазах все остальные: только коммунисты не требовали от него проведения всеобщих выборов, только коммунистическая система оставляла возможность безграничной пожизненной власти «лидера максимо». Он, ведь, ещё в университетские годы отшучивался от звавших его к себе коммунистов, говоря: «Только при условии, что я получу роль Сталина».[640]

Судя по всему, решение ступить на путь присоединения к коммунистам Кастро принял в январе 1960 года. Именно тогда началась массированная национализация американской собственности на острове, объём которой превысил три миллиарда долларов. Расчёт строился на том, что в год президентских выборов правительство США не сможет принять никаких эффективных ответных контрмер. Наложенное на Кубу нефтяное эмбарго не произвело заметного эффекта, ибо в кубинские порты вскоре пошли танкеры из СССР.

Массовый террор на острове начался уже в 1959 году. Поначалу он ограничивался охотой за сторонниками Батисты. Все, кто служил в армии диктатора и не успел снять и спрятать военную форму, становились добычей созданной Политической полиции. Мальчишек-новобранцев, вступивших в своё время в армию, потому что там платили и кормили, могли приговорить к смерти. Их привозили к мелким свежевырытым рвам, расстреливали из пулемётов, и бульдозеры быстро засыпали братскую могилу. Трупы не отдавали родственникам, опасаясь, что публичное оплакивание может привести к беспорядкам.

В отличие от Китая, террор на Кубе не злоупотреблял зрелищными элементами. Расстрелы происходили во дворе тюрьмы по ночам, никакие фотографы или кинохроника туда не допускались. Трупы увозили в простых гробах и закапывали на удалённых кладбищах без всякой маркировки. Солдат, участвовавший в процедуре, получал 5 песо и три дня увольнительной.[641]

Там, где судебная процедура имела место, она была откровенным фарсом. Циничный председатель суда объяснял обвиняемому: «Твой адвокатский менталитет лишает тебя возможности правильно понять происходящее. Всё, что скажет твой защитник, какие доказательства он приведёт, каких свидетелей попросит вызвать, не имеет никакого значения. И то, что думает прокурор или председатель суда, тоже абсолютно неважно. Приговор заранее вынесен отделом политической полиции Г-2, и нам остаётся только утвердить его».[642] Закончив свою речь, председатель вернулся к чтению книги комиксов, время от времени оборачиваясь к двум судебным заседателям и показывая им самые смешные картинки. По окончании представления заседатели ставили отпечаток большого пальца рядом с подписью председателя под приговором — они были неграмотны.[643]

Бывали обстоятельства, при которых судебный фарс опускался. Вдруг в коридоре тюрьмы появлялась процессия немолодых женщин, одетых в чёрное. Они шли вдоль дверных решёток, вглядываясь в лица узников. Время от времени та или другая вскидывала руку, указывала на кого-то из заключённых и восклицала: «Это он, он убил моего сына!». Такого «свидетельства» было достаточно. Обвинённого уводили и расстреливали в ту же ночь.[644]

Для распознавания еретиков средневековая церковь использовала разные приёмы, руководствовалась особыми приметами. В Швейцарии секта вальденцев буквально исполняла завет Христа «не клянитесь вовсе», поэтому их обнаружить было очень просто: потребовать поклясться в чём-нибудь очевидном, и еретик выдаст себя отказом. В России 17-го века староверов обнаруживали по тому, как они осеняли себя крестным знамением — по старинке двумя перстами, а не тремя, как повелел патриарх Никон. На Кубе 20-го века присоединение к коммунистам Фиделя Кастро дало лёгкий способ обнаруживать его противников. В миллионах экземпляров были отпечатаны наклейки с надписью: «Если Фидель коммунист — я тоже». Эти бумажки следовало наклеивать на двери дома, на бампер автомобиля, на шезлонг в саду, на футболку.[645]

В какой-то момент табличка с этим лозунгом была поставлена на рабочий стол одного молодого чиновника в почтовом ведомстве. По своим взглядам тот был противником диктатуры Батисты, но оставался верующим христианином. Признать себя последователем коммунизма он не мог, поэтому осмелился табличку убрать. Он ожидал, что это может грозить ему увольнением. Но он был абсолтно не готов к полному краху жизни, который последовал как кара за этот поступок.

Несколько дней спустя он спал в своём доме, и его разбудило дуло автомата, прижатое к его щеке. Несколько агентов политической полиции вели обыск в комнате. Ничего инкриминурующего не нашли и увели молодого человека с собой, пообещав родителям, что он скоро вернётся.[646]