Пять граммов бессмертия (сборник)

Учеба Саньке давалось чрезвычайно легко, схватывал он молниеносно. Запоминал практически все, что говорила ему его обожаемая «ба». Сам мальчишка предпочитал говорить немного, если произносил что-то, то исключительно по делу. Севе даже казалось, что Санька как-то миновал обязательную стадию развития речи малыша – пресловутое «агуканье». Во всяком случае, Сева не помнил, чтобы сын произносил что-то нечленораздельное. Он предпочитал жесты словам, выговаривая их только по необходимости. В свои три с небольшим года он знал наизусть несколько любимых бабушкиных стихотворений из Лермонтова, Пушкина, Блока и Есенина, произнося их «детским» языком. Но домашние его вполне понимали.

Сугубо детские книжки Барто или Чуковского Саньку интересовали мало. Впрочем, по ним он с легкостью научился читать, и после этого они сразу же были забыты навсегда. Он вдруг стал обращать внимание на предметы, которые по его возрасту, казалось, должны быть выше его понимания. Но самым удивительным был его странный интерес к предмету поздних занятий отца.

Произошло это так. Как-то Сева случайно оставил на кухонном подоконнике распечатанные на принтере последние свои ночные выкладки. А когда пришел днем на обед – он подрабатывал грузчиком в соседнем магазине – увидел, что его Санька сидит на полу в кухне и с большим вниманием изучает его творение.

Причем, что особенно поразило изумленного Севу, – Санька это делал с карандашом в руке! Сева тогда только подивился нездоровому интересу сына, но листки с его «пометками» забрал. Когда же вечером, продолжая работу, стал их просматривать, то обнаружил каракули сына на полях против нескольких формул, выведенных Севой в последние дни. Он сначала не придал этому никакого значения, но каково же было его удивление, когда, исправляя свои ошибки, вдруг увидел, что именно напротив них и были расположены эти самые карандашные пометки!

Не веря своим глазам, он еще раз все перепроверил и убедился, что они были сделаны отнюдь не случайно! Санька отметил именно ошибочные химические формулы! Это не укладывалось в голове и требовало незамедлительной проверки.

В тот же день вечером Сева провел эксперимент: он выписал на отдельном листочке бумаги целый ряд формул известных химических соединений, намеренно сделав ошибки в некоторых из них.

Санька в это время возился у себя в комнате с новой железной дорогой, подаренной ему на трехлетие. И Сева, ничего лучше не придумав, положил в игрушечный вагончик свернутый в трубочку листок вместе с карандашом и стал ждать. Мальчик пытливо посмотрел на отца, выхватил из подъехавшего к нему вагончика листок и с интересом развернул «тест».

Немного подумав, тут же начал водить карандашом по бумаге, а затем встал и молча отдал изумленному Севе свою «работу». После этого невозмутимо продолжил игру, а оторопевший Сева увидел знакомые закорючки напротив… ошибочных формул!

Он вышел из детской и, все еще пребывая в тихом шоке, подошел к большому зеркалу в коридоре.

– Ты родил гения! – сказал Сева своему отражению. – И не спорь со мной!

– Но откуда у трехлетнего малыша могут быть фундаментальные знания по химии? – недоумевало Севино отражение. – Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда!

– А это что? – Сева торжественно продемонстрировал зеркалу лист с формулами. – То-то же! – и прибавил, отходя от своего озадаченного отражения: – Лучше не задумываться!

С того самого момента Сева, как бы парадоксально это не звучало, в процессе работы согласовывал свои действия с сыном, для которого, казалось, все было просто забавой. Для себя молодой папа объяснял выдающиеся успехи Саньки его потрясающей интуицией и феноменальными экстрасенсорными способностями, доселе дремавшими и вдруг открывшимися. Ведь известно, что экстрасенсы, которые могли видеть прошлое и будущее, взглянув только на фото, без особого труда различавшие предметы даже по цвету через непроницаемую повязку на глазах, не могли объяснить природу этого феномена. Это просто у них было и все! Правда, у подавляющего большинства из них такие способности возникли вследствие каких-либо потрясений. И только у очень ограниченного числа людей подобные выдающиеся способности передавались по наследству.

Сева знал точно, что ни по его линии, ни по линии Кати таких «колдунов» не было. Оставалось предположить, что этот уникальный дар проявился у сына благодаря особой «ученой атмосфере», царящей в их доме со дня рождения Саньки.

И Сева пользовался этим даром, что значительно экономило его время. Но дело продвигалось туго. Нужны были свежие идеи и, самое главное, возможность работать и проверять свои теоретические выкладки на практике – в лабораторных условиях.

Без практики Сева был словно слепой, бродящий по пустыне в поисках воды, не имея в руках даже лозы. Но его грела одна мысль – он не бросил поиски, не опустил руки, даже начал зарабатывать небольшие деньги, чтобы не сидеть на шее жены и тещи.