Пять капель смерти

Взял извозчика, добрался до знаменитых меблированных комнат, которые занимали высокое четырехэтажное здание с широкими окнами в центре Невского. Вхожу — и к стойке, за которой портье разглядывает «Маленькую газетку» с большими иллюстрациями Маньчжурского фронта. Парнишка с завитыми усиками и с идеальным проборчиком напомнил мне галантерейного приказчика. И ведь, наглец, окинул меня взглядом, оценил как несолидного клиента и манерно мямлит: «Чего изволите?»

Вынимаю фотокопию, что Джуранский вручил, сую мальчишке под нос и спрашиваю: не видел ли этих дам? Малец на карточку взглянул и спрашивает:

— А вам какое дело будет?

Я человек сдержанный, вы, Николай, это знаете. Вывести меня из себя непросто. Но тут что-то случилось. Не иначе — прилив бешенства. От всех переживаний сознание затмило. Прячу фотокарточку, вырываю из рук портье газетку, рву ее в клочья и швыряю ему в физиономию. Затем хватаю его за цветастую жилетку и дергаю через конторку. Это я теперь так спокойно рассказываю, а в тот момент плохо соображал, что делаю, очень непрофессиональный для филера поступок. Ну, что поделать, всякое бывает. Так вот. Схватил его за грудки и рычу страшным шепотом:

— Я тебе сейчас объясню, какое мне дело! Сейчас я тебе все объясню, напомаженное отродье! Ты у меня надолго запомнишь, как разговаривать с полицией! Ты у меня научишься уважению!

Признаю: маленько перестарался. Захват у меня отработанный — на удушенье. Мальчишка хрипит, румяное личико побагровело, глазки выкатил. Еще чуть-чуть — случился бы грех смертоубийства. На счастье его или мое, пришел я в сознание. Вижу, что творится, сразу отпустил. Герой на пол осел, к конторке прислонился и ртом воздух хватает, как рыбка.

Я около него опустился, спрашиваю:

— Как звать?

Он еле слышно:

— Пичугины мы… Мефодий…

— Так вот, Мефодий, урок усвоил?

— Благодарствуем, очень нам приятно даже…

— На действия полиции жалобы имеются?

— Никак нет-с, всем премного довольны-с…

— Умница, Мефодий, — говорю. — А теперь припомни все, что можешь, про этих милых барышень.

Мальчишка дышит ровнее, но страх в глазах еще бегает.

— Она жила, кажется… — На объект Вертля указывает дрожащим пальчиком.

— А может, эта? — показываю ему на объект Ласка.

— Может, и она…

— Как же ты не запомнил?

— На лицо больно схожие… И все вуалькой прикрывали-с.

— Так, может, одна и была?

— Не могу знать, возможно-с…

— Где проживала?

— В пятом нумере… Вчера в ночь уехала-с.

— Куда уехала, сказала?

— Не знаю. Вот вам крест, господин хороший, не знаю! Я утром заступил, сменщик вчера был, записок не оставила, только вещи.

— Какие вещи?

— Так два чумадана, — говорит Мефодий удушенный.

— Где чемоданы эти?

— В кладовке, как полагается. Сказала: пусть до вечера постоят.

— Сегодня приедет за вещами? — спрашиваю, а сам боюсь такую удачу спугнуть.

— Сменщик передал: обещала в девятом часу вечера заглянуть. Перед поездом, видать. В Москву собрались, не иначе.

— Так какая из них у вас жила?

— Не припомню, вот вам слово! — Шелуха портьерная с Мефодия слетела, и вытер он нос рукавом. Как полагается.

Мы же полиция, а не звери. Нам помогли, мы поможем. Поднял его, по плечу одобрительно похлопал, галстук одернул, жилетку и даже пригладил волосы. Привел в полный товарный вид

— Слушай меня, любезный, — говорю. — О чем рассказал, никому не болтать. Ясно?

Мефодий кивает.

— Чемоданы держать под замком. Ждать меня. Часов в восемь буду. И чтоб никому! — Еще пальцем ему погрозил.

Мальчишка поклялся держать все в тайне.

Вышел я на Невский с чувством исполненного долга. Правильно, что не послушался ротмистра, а поехал в «Сан-Ремо», вот удача и улыбнулась. Сегодня вечером хоть одна птичка да попадет в клетку. А где одна, там, глядишь, и вторая нарисуется. А раз так, задание Ванзарова выполнено.

Глянул на карманные часы: просто блеск. Еще вагон времени: попрошу быстренько руку и сердце Настеньки Осиной, быстренько получим благословение, и успею обо всем доложить Джуранскому. Вот как надо дела обделывать. Отправляюсь в ближайший магазин «Жорж Борман», что сразу за Фонтанкой, покупаю самую дорогую коробку шоколадного ассорти, по дороге заскакиваю в цветочную лавку, хватаю первый попавшийся букет роз и бегу на Садовую к своему счастью. Золотое колечко еще с утра дожидалось будущую хозяйку у меня в кармане. Столько счастья привалило. Совсем голову потерял. А филеру это непозволительно. За что и поплатился.

Папка № 23

Герасимов написал:

«Дражайший Родион Георгиевич!

Обстоятельства особого рода вынуждают меня обратиться к Вам с просьбой. Зная, что Вы занимаетесь расследованием двух смертей, которые, возможно, связаны с профессором Окунёвым, я счел необходимым попросить Вас найти человека, близкого к этому господину. Не скрою, разыскиваемое лицо является моим агентом и долгое время оказывало услуги нашему отделению. Открываю его кличку: Шмель. Агент занимался сбором сведений в обществе «Собрание заводских рабочих» и близко общался со священником Гапоном. Надеюсь, понимаете, что такие конфиденциальные сведения говорят о моем полном доверии к Вам.