Пять лепестков на счастье

Там, за левым ухом у нее есть крохотная овальная родинка шоколадного цвета. Раньше, когда Одинцов убирал от ее уха волосы, всегда целовал эту родинку. Она сводила его с ума. Это была его тайна. Место, доступное только ему. Даже сегодня, сидя во дворе и внимательно разглядывая Сашу, он лично убедился, что стрижка так же надежно хранит секрет, как и длинные волосы.

Он вообще любовался ею второй день. Офисный вариант одежды не делал Сашу безликой. Потому что есть прозрачные голубые глаза с чуть опущенными вниз уголками, и красивый поворот головы, и шоколадная родинка за ухом.

Мысль о том, что об этой родинке знает теперь еще и эльф, не давала покоя.

– Присаживайтесь, я вас угощу такой рыбой… м-м-м… пальчики оближешь, – старался актер.

– Это безобразие, а не десерт, – послышался знакомый недовольный голос. – Если не умеете готовить тирамису – не беритесь! Вот пять лет назад на театральном фестивале в Чехии…

Тщедушный мужичок безрезультатно старался унять свою спутницу, легонько похлопывая ее по руке.

– Святослав Аркадьевич, но ведь это же невозможно есть! Я требую шеф-повара! Или здесь все блюда готовит одна и та же кухарка?

Саша извинилась и поспешила улаживать надвигающийся скандал.

– Необыкновенная женщина, – с видом знатока сказал актер Одинцову, провожая Сашу восхищенным взглядом. – Не то что эти силиконовые, – дальше последовал небрежный кивок в сторону двери, за которой несколько минут назад скрылись две красотки. – Да… настоящие женщины теперь живут только в провинции.

В чем счастье?

Конец XIX века

1

– Да разве же здесь жизнь, уважаемая Павлина Мефодьевна? Скука.

Рысаков сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и барабанил длинными пальцами по столу.

– Ну, вот уж и скука, – признаться, ей льстил интерес московского гостя.

И чем менее внимания уделял любовник нынешний, тем больше нравилось внимание… будущего? Московский купец, не чета тутошним толстосумам. По всему видно – человек образованный, вон руки какие изнеженные, чистый франт.

– Расскажите мне еще про Москву, – кокетливо попросила Павлина, стоя перед зеркалом и поправляя выбившийся из прически завиток.

Да, приняла у себя гостя. Что в этом такого? К ней с визитом многие поклонники ходят, но это же не значит…

– Года два назад на сцене театра «Олимпия» выступал один англичанин, он стрелял по предметам с завязанными глазами и ни разу не промахнулся. Впечатление на публику произвел сильнейшее.

– А вы там были, Алексей Григорьевич?

– Конечно, разве стал бы говорить с чужих уст? У нас совсем другая жизнь. Здесь вы завянете, поверьте мне. Такую красоту прятать нельзя.

– Что же это, – Павлина глядела на своего гостя в зеркальное отражение, – вы предлагаете мне Москву?

– Предлагаю, – не стал отрицать Рысаков. – Предлагаю! Там совсем другие театры, другие зрители. А после – рестораны, цыгане, на тройке по Тверской! Павлина Мефодьевна, предлагаю.

Павлина молчала, лишь загадочно улыбалась и видела, что за ее улыбкой так же через зеркало наблюдает гость. Ждет. Она отвернулась от своего отражения и прошлась по маленькой гостиной, взбила бархатную подушечку на диване, поправила ажурную скатерть на столе. Думала. С Петрушей в последнее время что-то неладно. То, что на спектакли не ходит, – оно понятно, гости, надо развлекать, но вот и днем не частит, стал холоден, отстранен. Неужели дело близится к концу? Другая на примете? Да нет, другую Павлина приметила бы. За актрисами она следила зорко. Нет никакой другой, но все же… ощущение, что любовник стал отдаляться, не покидало. Поторопилась она с просьбой о театре, оттолкнула от себя.

Ну, ничего, бог даст, все уладится, Павлина найдет способ. Или вот в Москву поедет. Новый покровитель-то получше старого будет.

– А жена ваша как же? – спросила тихим голосом, опустив глаза. – Как же вы меня увезете, если с женой приехали?

– О том не беспокойтесь. Мне супруга для чего нужна? Для сопровождения, совершения дел, компанию составить Любови Николаевне.

– Вам приглянулась Любовь Николаевна? – не удержалась от вопроса Павлина.

Рысаков пожал плечами и, прежде чем ответить, пригладил волосы. Ей понравился этот жест, было в нем что-то изящное. Павлине вообще нравилась его высокая худощавая фигура и то, как отлично сидит модный костюм. Словно и не купец вовсе, а граф.

– Любовь Николаевна дама образованная, интересная, – наконец сказал Рысаков, – но жизни в ней нет.

Павлина улыбнулась.

– Так как же вы меня при жене заберете, Алексей Григорьевич?

– О-о-о… Тут не извольте волноваться. – Он встал на ноги и в два шага оказался рядом, завладел ее рукой и, не спрашивая разрешения, начал осыпать поцелуями ладонь. – Мне осталось закончить тут самую малость дел, дня два, не больше, после этого уеду с супругой в Москву и сразу – сразу же вызову вас телеграммой.

– Только я ведь к удобствам привыкла. – Павлина отняла свою руку.

– Конечно! Найду дом, все обустрою, верьте, богиня!

– А ну как обманете. Да и… выступления мне нужны в Москве, театр. Я же актриса.

– Павлина Мефодьевна, все театры будут у ваших ног! Сами выбирать станете.