Она усилием воли заставила себя неторопливо допить чай, а потом поднялась и пошла к маленькой речушке, что текла неподалеку. Надеждин нагнал ее почти у самого берега.
– Любовь Николаевна.
– Андрей Никитич.
– Как вы здесь?
– В последнее время маялась бессонницей, и было решено провести конец лета за городом на свежем воздухе. Что я тут – неудивительно, но вы! Признаться, была уверена, давно отдыхаете в Крыму.
Он не мог ей признаться во многом. В том, что задыхался в душной пыльной Москве, но каждый день тянул с отъездом на море. В том, что сопровождал сестру на французскую ювелирную выставку и увидел там брошь из эмали – ветку сирени. Брошь была необычная и дорогая, но он сразу понял, что купит ее, потому что в памяти воскресла прогулка и разговор о счастье около отцветшего куста сирени. Надеждин потратил деньги на брошь, поэтому ехать в Крым и жить там ему было не на что. А потом он ругал себя последними словами, называл юнцом и безумцем. Дарить такое украшение замужней женщине, с которой не связывает ничего, – немыслимо. Зачем он это купил? Зачем потратил сбережения? Провел бы август на берегу моря в компании товарищей, наслаждался бы отпуском и забыл, наконец, женщину, которая никак не забывалась. Вконец измучившись мыслями и желаниями, он решил подарить брошь сестре на ее день рождения, который будет в декабре.
Всего этого Любови Николаевне он рассказать не мог, поэтому ответил:
– Я сопровождал сестру, которая на месяц выехала за город. Ее муж занят на службе, а путешествовать одной с детьми хлопотно, я вызвался помочь в дороге. Прибыли вчера.
Она стояла на берегу и смотрела на реку, как стояла и смотрела несколько дней назад. Только это была другая река.
– Когда же вы едете обратно?
Он собирался завтра утром, но сейчас, находясь от нее так близко, осязая всю, нежную, печальную и неуловимую, сказал:
– Как вам будет угодно.
5
У нее кружилась голова. Каждый день, каждую встречу, в ответ на каждое прикосновение.
Тогда, вечером у реки, Любовь Николаевна ничего не ответила, лишь повернулась лицом и, прежде чем приподнять его, позволяя себя поцеловать, долго пытливо всматривалась в стоявшего рядом мужчину. Правда? Это правда?
Конечно, он никуда не уехал. Ни на следующий день, ни после.
Теплые дни сменялись прохладными вечерами, катания на лодке по реке – чаепитиями в роще. Любовь Николаевна не сблизилась с сестрой Надеждина, была в стороне, считая это знакомство в сложившемся положении неправильным. Держалась особняком. И терпеливо ждала. Он приходил после обеда, гулял с ней вечерами почти в сумерках. Она не думала о доме, о муже, о Павлине. Ни о чем не думала. Не хотела. Потом. Все потом. Слишком мало времени. А счастье – вот оно – сумасшедшее, пьянящее, желанное. То самое. И сколько у нее этого счастья? Всего несколько дней. Ему уже пора в Москву, в училище.
Эти несколько дней – все ее!
Они почти не разговаривали, хотя могли бы вести долгие пространные беседы о чем угодно. Он бы ее понял, Любовь Николаевна знала это. Но бесед не получалось. Когда встречались глаза и соприкасались руки – все остальное казалось не важным. Они спешили навстречу друг другу, понимая, что нельзя терять времени, которого почти нет.
Она полюбила. Пылко, зрело, глубоко. Так, как может любить женщина, уже давно миновавшая пору юности, познавшая зыбкость надежд и постигшая горечь разочарования. Она любила в нем все: лицо, взгляд, голос, руки, то, как касается, как дышит, перенося на нее свою тяжесть, как целует после ее неубранные волосы.
Она старалась не думать о том, что будет после. Есть только сейчас: этот снятый домик, этот август и этот мужчина, в глазах которого она читала обожание.
Голова кружилась. От полноты жизни, чувств и ни с чем не сравнимого ощущения счастья.
Воскресенье
Кольцо нашлось. В холле снова был скандал и куча народа. Саша устала. За время своей работы в гостинице она, конечно, многое повидала, постояльцы случались разные и ситуации непростые, но последние два дня казались каким-то затянувшимся цирковым выступлением. Причем поставленным плохо и неумело.
«Надо потерпеть всего сутки, – говорила она себе. – Сегодня фестиваль закончится, половина гостей уедет к вечеру, остальные завтра».
Всего сутки. И Дима тоже уедет. В свою жизнь.
Вчера он так и не спустился. Саша не спала почти до рассвета, перемалывая в себе события прошедшего дня, вспоминая прогулку по городу, концерт и последующую ссору. Ей очень хотелось понравиться ему там, в саду. Хотелось, чтобы он услышал ее пение и восхитился. Как когда-то.
А на деле… на деле получилось то, что получилось, – взаимные безжалостные упреки.
И что дальше? Развод?
Да, развод.
От одной этой мысли становилось страшно и холодно. Можно не видеться годами, жить в разных городах, общаться с помощью скупых эсэмэсок по праздникам и при этом знать, что еще есть нечто связующее. Хотя бы общая фамилия, штамп в паспорте и действующее свидетельство о браке.