Пять лет рядом с президентом

Мы активно работали вместе во время текущих сессий в Верховном Совете СССР, который заседал в снесенном ныне 14-м корпусе Кремля. Поскольку рассадка депутатов была достаточно свободной, а мы сотрудничали еще и в рамках МДГ, то часто оказывались рядом и живо участвовали в обсуждении интересующих нас вопросов из предложенной повестки дня.

Иногда я выдвигал какое-то предложение или высказывал какую-то мысль, которая нравилась Собчаку, он поворачивался ко мне и говорил:

– Виктор Николаевич, а вы не будете возражать, если я более четко сформулирую, конкретизирую наши общие предложения и озвучу их с трибуны?

– Ну, конечно, Анатолий Александрович, ведь мы делаем общее дело…

Тут же Собчак набрасывал в депутатском блокноте короткие тезисы, просил слова и блестяще выступал. Зал часто аплодировал, вопрос иногда даже ставили на голосование и, бывало, с положительным результатом.

МДГ, которая объединяла около 10 процентов наиболее активных депутатов, имела коллективное руководство – пятерых сопредседателей, одним из которых и был выбран Анатолий Собчак.

Многие депутаты, включая нас с Собчаком, жили в служебных квартирах одного огромного панельного депутатского дома на Рублевском шоссе. Мы с Оксаной располагались в двухкомнатной квартире, а Собчак – в однокомнатной, его семья оставалась в Ленинграде.

Часто вечером, обалдевшие от противостояния с Лукьяновым, который ловко вел заседания, дискуссий в парламенте и законодательного творчества, чтобы немного прийти в себя, мы выходили перед сном на получасовую прогулку. Иногда мы нечаянно пересекались с Собчаком.

Если мы гуляли с Оксаной, то Собчак просто здоровался и учтиво кивал головой, а если ее не было – велел «кланяться Оксане». Эта архаичная и старомодная форма приветствия мне очень нравилась, а у него это выглядело достаточно просто и естественно. Что-то в нем было глубоко интеллигентное и доброжелательное. По крайней мере, мне так казалось.

Свой моцион Анатолий Александрович проводил в одиночестве, поскольку Людмила Борисовна Нарусова с дочерью тогда постоянно жили в Ленинграде, а он скучал, ожидая очередной возможности встретиться с семьей.

Мне приходилось наблюдать его при различных обстоятельствах, и сложилось впечатление, что он был человеком, не злоупотребляющим алкоголем; я не видел, чтобы он курил.

Весной 1990 года Собчак был избран председателем Ленсовета, а в июне 1991 года мэром Ленинграда. В это время я работал в МВЭС, и мы почти не общались, за исключением одной его серьезной просьбы. В связи с катастрофическим положением с обеспечением Ленинграда продовольствием и товарами первой необходимости (союзное правительство не справлялось) он просил дать дополнительные возможности, включая квоты и лицензии, одному из региональных объединений МВЭС – «Ленфинторгу» (ЛФТ).

Созданное в 1960 году внешнеторговое объединение «Ленфинторг» в постсоветское время до момента своего акционирования было единственным региональным внешнеторговым предприятием, подчиненным напрямую МВЭС. В советские времена ЛФТ был крупнейшим спецэкспортером и импортером Северо-Западного региона, включая Ленинград.

Основные виды деятельности – экспортно-импортные, бартерные и реэкспортные операции. В начале 1991 года в силу ряда обстоятельств «Ленфинторг» был подчинен непосредственно нашему министерству.

Конечно, такие дополнительные возможности Ленинграду через «Ленфинторг» в рамках действующего тогда законодательства были мною максимально предоставлены и успешно реализовывались.

Непонятно зачем спустя некоторое время министр гайдаровского правительства Петр Авен в нарушение закона предоставил право внешнеэкономической деятельности непрофессиональной, с точки зрения международного сотрудничества, мэрии Санкт-Петербурга, в то время когда в их распоряжении было целое внешнеторговое объединение. Отсутствие опыта, сговор или злой умысел?

Вновь, после работы в парламенте, судьба свела меня с Анатолием Александровичем 19 августа 1991 года, когда во многом решалось будущее России. Тогда Собчак участвовал в знаковом совещании на даче Ельцина в Архангельском и написании обращения «К гражданам России».

Затем, в феврале 1992 года, после критики программы и авантюрных действий Гайдара, я уехал в почетную ссылку в качестве Торгпреда России во Францию, и наши пути на время опять разошлись.

Конечно, дружеские и деловые связи с Собчаком ослабли, но совсем не прекратились – несколько раз он приезжал во Францию, и мы с удовольствием общались и обсуждали в неформальной обстановке возможности и перспективы развития Санкт-Петербурга с использованием иностранных инвестиций.

Из средств массовой информации я, конечно, знал о бурных перипетиях его общественной жизни и обвинениях в коррупции и злоупотреблении служебным положением (об этом писали многие журналисты – Александр Невзоров, мой бывший друг Павел Вощанов, Александр Минкин, Александр Хинштейн) и намеках о том, что к жизни такой его подвигла «ненасытная семья».